– Позвони. Хуже от этого не будет, – пожал он плечами.– Только как ты намерена объясняться? Или латышский ты тоже знаешь?

– Отец точно его не знал или как-то справился…

Я понятия не имела, что скажу человеку, чей номер был взаписной книжке, но уже потянулась к телефону. Гудки, трубку никто не снял. Вкрайней досаде я повесила ее, теперь мне казалось, что дозвониться очень важно.

– Какие у тебя планы на сегодня? – проявил интересСашка.

– Выяснить, кому звонил отец, – буркнула я.

– Это я уже понял. Больше ничего? – Я покачала головой.– Тогда я ненадолго отлучусь. Надо отвезти папку. Надеюсь, ты не возражаешь?

– Не возражаю. Только письма не трогай. Они твоимхозяевам не нужны, раз там нет ничего для них полезного.

– Лучше бы…

– Они написаны до войны, так что о кладе там не можетбыть ни слова, это на тот случай, если ты усомнился в качестве моего перевода.

– Ни в чем я не усомнился, – обиделся Сашка, переоделсяи, взяв папку, вскоре уехал.

Я звонила еще несколько раз, теряя терпение и набирая номервсе чаще. Когда прошло два часа и я совсем отчаялась, трубку неожиданно сняли.Женский голос что-то произнес, должно быть, по-латышски, а я разволновалась, восновном оттого, что к разговору так и не подготовилась.

– Простите, – произнесла я. – Вы говорите по-русски?

– Да, – ответила женщина с некоторым удивлением.

– Пожалуйста, выслушайте меня. Ваш номер я нашла взаписной книжке отца, он… умер несколько месяцев назад, и я…

– А как его фамилия? – спросила женщина.

– Ковальчук. Меня зовут Жанна, я…

– Александр Иванович умер? – ахнула женщина. – Божемой, какое несчастье…

– Вы были знакомы?

– Конечно. Он приезжал к нам… к моей маме. Неужели онвам не рассказывал? Моя мама Степанова Софья Григорьевна, а я Татьяна.

– Нет, папа ничего мне не говорил. Дело в том, что яучусь в Италии и последние несколько лет мы виделись редко.

– Да я знаю, и о вас, и о Яночке. Мама так радовалась.Он и фотографии привозил.

– Ваша мама… простите, ради бога, мы родственники?

– Нет, она когда-то была няней вашей бабушки. Из вашихродственников никого не осталось. Александр Иванович разыскал нас четыре годаназад, когда еще жива была моя мама.

– Татьяна, мне необходимо с вами поговорить. Вы невозражаете, если я приеду? Я не буду вам в тягость, поверьте. Остановлюсь вгостинице и отниму у вас совсем немного времени.

– Конечно, приезжайте. Я могу прислать вам вызов.

– Я перезвоню вам позднее, если вы не против, и мы обовсем договоримся.

– Буду ждать.

Мы простились, в этот момент хлопнула дверь, и появилсяСашка.

– Твои друзья могут быстро сделать визу? Мы едем вЛатвию.

– Так я и знал, – возмутился Сашка. – Ну на хрена намЛатвия, скажи на милость?

– Ты хочешь найти клад?

– Что я хочу, о том я тебе вчера сказал, но тыбессердечно ответила «посмотрим».

– Хорошо. Твои друзья хотят? Тогда пусть пошевелятся.Должна же быть от них какая-то польза?

Мы ждали регистрации в аэропорту. Сашка хмурился и ужедважды отлучался в бар выпить коньяка, предупредив меня, что у него аллергия насамолеты.

– Могли бы ехать поездом, СВ, мы вдвоем в купе, подстук колес некоторые девушки становятся сговорчивее.

– Ты боишься летать, – съязвила я.

– Я не боюсь, просто не вижу необходимости болтаться вконсервной банке так далеко от земли.

– Точно, боишься.

– Не понимаю, почему я терплю все это, – пожаловалсяон. – Другая давно бы на твоем месте схлопотала по шее. Скажи лучше, зачем мылетим в эту чертову Ригу, что ты надеешься там узнать?

– Кем была женщина, которой Ральф Вернер писал этиписьма.

– И это, с твоей точки зрения, поможет нам найти тесамые ящики?

– Возможно, – пожала я плечами. Сашка посверлил менявзглядом и кивнул.

– Я в это не очень верю, но, если удовлетворенноелюбопытство доставит тебе удовольствие, готов помучиться. Кстати, о моемудовольствии тоже бы неплохо подумать.

– Сходи в бар, выпей еще коньяка.

– Не о том я мечтал… – тяжко вздохнул он, но в баротправился.

Весь перелет он сидел как на иголках и, только когда самолетприземлился, вздохнул с облегчением.

– Как хочешь, а поцелуй я заслужил, – с просветленнымлицом заявил Сашка, сгреб меня в охапку и поцеловал.

– Смотри-ка, ожил, – хихикнула я, дама, сидевшая рядомс нами, улыбнулась.

– Мой муж тоже боится летать.

– Да не боюсь я, – бубнил Сашка, шествуя по проходу инедовольно косясь на меня.

В аэропорту мы взяли такси.

– Едем в гостиницу, – сказала я. – Потом я отправлюсь кТатьяне, а ты подождешь меня в номере.

– Поедем вместе.

– Нет, – покачала я головой. – Лучше, если мы поговоримс глазу на глаз.

– Чем лучше?

– Задушевная беседа двух женщин, разве не понятно? Еслиты мне не доверяешь, так и скажи. Поедем вдвоем, но об ответном доверии в этомслучае можешь даже не мечтать.

– При чем здесь недоверие? Я просто за тебя беспокоюсь.Мне больше по душе, когда ты мне глаза мозолишь.

– Враги далеко, здесь мы в полной безопасности.

– Это кто сказал? Ладно, – пошел он на попятный. – Таки быть. Подожду тебя в гостинице.

Через час мы расстались. Я поехала к Татьяне, позвонив ей изномера. По дороге я так нервничала, что даже всерьез подумала: а не выпить ливалерьянки? В сумке ее не нашлось, а останавливать машину у ближайшей аптеки яне стала.

Татьяна жила недалеко от гостиницы, где мы остановились, такчто путешествие было недолгим. Обычный пятиэтажный дом с милым двориком, ярасплатилась с водителем и направилась к первому подъезду.

Дверь мне открыла женщина лет шестидесяти, высокая, оченьхудая, с симпатичным лицом и короткой стрижкой. Я решила, что она учительница,и не ошиблась, Татьяна действительно более тридцати лет проработала в школе.