– Значит, он…

– Мой дед, – кивнул он.

Разумеется, ведь Зинаида говорила, что отец его матери –нацистский преступник.

– Ральф Вернер в январе тридцать восьмого года женилсяна моей бабке, в 1940 году у них родилась дочь, которая, кстати сказать, отцаникогда не видела.

– Как ты узнал об этом кладе в таком случае?

– А я о нем ничего не знал. Моя мать так тщательностаралась избегать всякого упоминания о своем отце, что я поневолезаинтересовался родословной. И чем больше интересовался дедом, тем больше мнехотелось знать о нем все. То, что о нем успел собрать я, в одной папке непоместится. Но досье все равно было неполным, оттого я и хотел купить бумаги уМузы. Согласись она – и, возможно, осталась бы жива. Те, кто убил ее,совершенно серьезно считают, что эти листочки приведут их к несметнымбогатствам. Здесь лишь рассказ о каких-то ящиках да название села, где онипредположительно могут быть спрятаны.

– Если дело действительно только в любопытстве, почемубы тогда тебе не поговорить со мной откровенно?

– С тобой? А разве папка была у тебя?

– Яне ты тоже не сказал правду.

– Не сказал, потому что пришлось бы объяснять… Я нелюблю распространяться о своей родословной.

– Это верно. Даже фамилию предпочитаешь носить другую.Вы очень похожи с твоим дедом, боюсь, не только внешне.

– Хочешь оскорбить меня? Напоминаю, ты в моем доме,куда проникла со своим дружком совершенно незаконно, а я между тем оказываютебе услугу, объясняю свои мотивы и… Вернемся к Вернеру. После войны оноказался в Швейцарии. Думаю, где-то там его ждала кругленькая сумма в банке. Онжил под фамилией Йордан и вскоре женился, представь, на еврейке. Думаю, онсделал это из соображений безопасности, кто ж будет искать бывшего эсэсовцавозле ее подола? Но жена, как видно, оказалась проницательной, а может, он былнеосторожен, и вскоре супруга скончалась, погибла в автокатастрофе вместе сосвоим братом. Единственным наследником ее состояния стал наш Ральф. Но вШвейцарии уже было небезопасно, и он поспешил унести ноги за океан.

– В Венесуэле ты оказался не случайно, искал его? –спросила я.

– И его тоже, точнее, его следы. Занятным парнем былмой дед. – Макс засмеялся, а я отвернулась, так невыносимо было в ту минутувидеть его лицо. – Мать не разделяла моего увлечения, так что редким находкамприходилось радоваться в одиночку. Надеюсь, с тобой мне повезет больше.

– В каком смысле? – не поняла я.

– Как ты думаешь, почему твой отец вдругзаинтересовался Вернером?

– Это из-за писем, которые он купил на блошином рынке,– сказала я, чувствуя, что краснею. Я сама не была уверена, купил их отец иливсе-таки нашел у своей матери.

– Странное совпадение, да? Именно твой отец покупаетписьма, и судьба через какое-то время сводит нас.

– Возможно, это действительно кажется странным, приусловии, что ты, конечно, явился сюда случайно. Но в этом я сомневаюсь. Отецинтересовался Вернером, ты им тоже интересовался, в какой-то момент ваши путипересеклись, и тебя уже заинтересовал мой отец.

– Логично. Кстати, когда я был в Венесуэле, ко мнеявились некие люди и предложили кругленькую сумму за сведения о Вернере.

– Что конкретно они хотели знать?

– Все. Но главное, им нужен архив, о котором смутноупоминается в этих документах. Они были весьма настойчивы.

– И ты поспешил уехать?

– Я рассчитывал, что здесь, в России, они меня недостанут.

– Или все-таки надеялся найти архив?

Макс засмеялся.

– Что бы ни было в ящиках, это стоит денег.

– Карла к тебе приставили те самые люди?

– Карл был моим другом, – отрезал он. – И погиб, потомучто кому-то взбрело в голову проверить мой сейф.

– Карл звонил тебе ночью, а домой ты вернулся, пособственным словам, в девять утра, хотя должен был поторопиться.

– Та-ак, – Макс опять усмехнулся. – Откуда сведения?Это не твой ли приятель развлекался здесь с моим сейфом?

– Нет. Но о звонке я знаю. Ты солгал нам.

– Чушь. Не было никакого звонка. Точнее, Карл звонил подороге домой. Я приехал утром и обнаружил его в кабинете мертвым. Люди,посетившие меня в Венесуэле, весьма настойчивы и никакими средствами небрезгуют, но я, признаться, удивился, что они и сюда добрались, ну и огорчился,конечно. Однако вернемся к твоему отцу. Надеюсь, дату его рождения ты помнишь?

– Разумеется, помню.

– Ну а теперь вспомни, что успела прочитать в этихбумагах. Кое-что я добавлю от себя, то, чего здесь нет. Итак, моя мать родиласьв сороковом, а в сорок первом Вернер оказался в Риге, кстати, в его родномгороде. Кому он писал эти письма? Девушке, в которую был влюблен еще в детстве,предположение напрашивается само собой, верно? Логично также предположить, чтоони встретились.

– Ты знаешь имя этой девушки? – с волнением спросила я.

– Марта. В одном из писем он ее так называет.

– А фамилия?

– Понятия не имею, – пожал плечами Макс. – Он тщательноскрывал ее от посторонних глаз, хотя везде таскал с собой. Моя бабка о шалостяхмужа очень скоро узнала, но… он оставил ее упреки без внимания. С июня сорокпервого года они ни разу не виделись, она так и умерла, ничего не зная о егосудьбе. Последний из соратников видел его в октябре сорок четвертого, никакойженщины он не упоминает.

Зато есть два любопытных рассказа о том, как Ральф Вернер водиночку дважды переходил линию фронта: первый раз, когда русские стояли подРигой, второй раз уже после того, как город сдали. Что ему там понадобилось?

– Два этих ящика? Макс засмеялся.

– Псков довольно далеко от Риги, в одиночку преодолетьнесколько сотен километров по глубокому тылу противника? Не думаю, что дед былидиотом. Туда его гнало нечто совсем другое.

– Что же?

– Он искал ту самую женщину. Почему бы и нет? Хотя,если тебе больше нравится версия, что твой отец купил письма на блошином рынке…

– Женщина? – зло засмеялась я. – Чтобы такой мерзавец,как твой дед, стал рисковать головой из-за женщины?