Но, конечно, смогла. Мы проговорили с Татьяной еще часа три,расстались весьма неохотно, она взяла с меня слово звонить и непременнокак-нибудь еще приехать. Татьяна вызвалась проводить меня до гостиницы, но подороге наши планы изменились, и мы поехали к дому, где когда-то жила моябабуля. Теперь дом показался мне меньше и каким-то обшарпанным, хотя былоевеликолепие все еще чувствовалось в нем.

– А Вернер жил вон там, – махнула рукой Татьяна. – Домснесли году в восьмидесятом, какое-то время в нем была библиотека, потомконтора. Он сильно обветшал, вот и снесли. Здесь раньше был сад, по словаммамы. Теперь, как видишь, стоянка. После того как твой отец разыскал нас, мы смамой часто сюда приходили. Обычно по субботам. Она садилась на эту скамейку исмотрела на дом, иногда плакала, но, знаете, без горечи. Когда человек становитсястар, он многое видит по-другому. Когда она слегла, все повторяла: «Ну вот,скоро увижусь с Мартой, будем долго-долго с ней болтать, всю жизнь своюперескажем друг другу».

Сашка спал, лежа поверх покрывала.

– Ты чего так долго? Я начал беспокоиться, – сказал он,проснувшись.

– Это я вижу, – кивнула я.

– Ну, что поведала старушка?

– Старушка умерла, я разговаривала с ее дочерью. Вернерприезжал в Ригу примерно в семидесятом, так что ваш клад вполне мог отправитьсяотсюда вместе с ним.

– Твой отец об этом знал?

– Разумеется.

– Тогда чего он людям голову морочил?

– А ты не догадываешься? Ему нужны были деньги,которыми его исправно снабжал Самойлов, в обмен на байки о кладе.

– И убили его за эти самые байки?

Я вздохнула.

– Думаю, отец чересчур увлекся поисками, кто-то до сихпор предпочитает держать дела давно минувших дней в тайне, и любопытство отцаим пришлось не по вкусу.

Вот, кстати, и ответ на вопрос, почему типы, заглянувшие вмой номер, говорили по-немецки.

– Конечно, клад куда как заманчивее, но… когда домой?

– Да хоть сейчас.

В моей квартире мы оказались на следующий день ближе кобеду. Вечером Сашка ненадолго исчез, наверное, отправился с отчетом. Когда онвернулся, я пошла спать, сославшись на усталость. Почти все, что я хотелазнать, я теперь знала, но это не принесло мне удовлетворения. Мой отец погиб,пытаясь разобраться во всей этой истории, бабка большую часть жизни прожилабеглянкой, Муза погибла, потому что кто-то решил, что она знает тайну клада, идаже моя сестра погибла, Макс подло использовал ее, пытаясь подобраться все ктому же кладу. Я сомневалась, что бабуле была известна тайна тех двух железныхящиков, спрятанных неподалеку от Колыванова. Скорее всего, драгоценности ейотдал сам Вернер, и, спасаясь бегством, она спрятала их, а потом все-такирешила ими воспользоваться. Кто убил Музу, я вряд ли выясню самостоятельно,оставалось уповать на милицию. Но у них, судя по всему, в этом деле тожеособого успеха не наблюдалось. А про убийцу отца я, скорее всего, никогда неузнаю.

На меня напала хандра, весь следующий день я пролежала всвоей комнате, разглядывая потолок, не реагируя на попытки Сашки вывести меняиз этого состояния. Когда и на третий день, позавтракав, я устроилась надиване, Сашка возмущенно произнес:

– Долго это будет продолжаться?

– Что? – нахмурилась я.

– Объясни, ради Христа, что на тебя накатило?

– Клада нет, – отрезала я. – Вернер приезжал всемидесятом и забрал его. Самойлову придется это как-то пережить.

– Да плевать мне на Самойлова, что он мне, родственник?Я на тебя смотреть не могу, чувствую, что-то тебя мучает, а что, не понимаю.

– И не надо.

– Ты не из-за этого прохвоста Макса так переживаешь? –вздохнул он.

– С какой стати?

– Слава богу, остальное поправимо. Вот что, давайпрокатимся в это Колываново, создадим рабочую обстановку. Заодно проветримся,все лучше, чем на диване лежать.

– Мне и на диване хорошо.

– Нет, не хорошо. Рожица у тебя совершенно несчастная.Опять же, пусть люди видят, что мы горим на работе. Чем черт не шутит, вдругповезет, и мы его найдем?

– Мы? – удивилась я, а Сашка вздохнул:

– Конечно, мы. Неужто ты думаешь, что я сплю и вижуотдать кому-то золотишко? Вот уж нет. Мы его нашли, значит, оно наше. В смысле,если найдем, конечно.

– А твои друзья нам голову не оторвут?

– Не бойся, со мной не пропадешь.

– Но горя хватишь, – пробормотала я себе под нос. –Саша, ты идиот, никакого клада нет. А если даже и есть, где конкретно егоискать прикажешь?

– Давай все-таки съездим. Там, на месте, прикинем,вдруг умные мысли появятся.

– У тебя – и умные?

– Хорошо, у тебя. Ну, что тебе стоит? Я к тебе со всейдушой, а ты для меня такой малости сделать не хочешь.

Я подумала, что такую малость я для него сделать могу, икивнула. В конце концов, он отправился со мной в Ригу, хоть и боится летать,Псков все-таки ближе.

– Вот молодец, – обрадовался Сашка. – Собирай вещи, а япока машину подгоню.

Почти всю дорогу до села Колываново я спала, устроившись назаднем сиденье.

– Ты б хоть поговорила со мной, – бурчал Сашка.

– У тебя радио есть.

– Что радио… Я хочу слышать живой человеческий голос. Ятебе что, совсем не нравлюсь?

– Нравишься, – зевая, ответила я. – Стала бы я тебя вдоме держать в противном случае.

– А-а, – кивнул Сашка. – Так это ты меня в домедержишь? Вроде собаки?

– Какая из тебя собака… одно недоразумение. – Я невыдержала и засмеялась. Он тоже засмеялся, качая головой.

– Жанка, ты замуж за меня пойдешь? Я серьезно.

– Если клад найдем? Чтоб деньги в одних руках были?

– По-любому. Пойдешь? Я, между прочим, никогда ни однойбабе такого не предлагал.

– Рассчитываешь на медаль «За отвагу»?

– Рассчитываю, что ты не будешь дурой и скажешь «да».Между прочим, у меня полно достоинств.

– Ага, я твою фамилию-то узнала, когда в Ригу летели.

– Ну…

– Что «ну»? – возмутилась я. – А кроме фамилии, мнеизвестно, что ты жулик или того хуже. И больше ничего.