потерял три дня, те самые, когда англичанин и полицейский вели долгие беседы, содержание которых вызывало у него неподдельный интерес. Какую цель преследовал Марескаль? Вряд ли он намеревался сообщить лорду Бейкфилду, что его дочь воровка. Но тогда чего он добивался, чего ожидал от этих встреч, кроме получения необходимых полицейскому показаний?

Наконец однажды утром Рауль, который до сих пор не мог подслушивать телефонные переговоры лорда Бейкфилда, ибо аппарат стоял в дальней комнате его номера, сумел уловить конец какого-то разговора: «Хорошо, месье. Встречаемся в саду отеля сегодня, в три часа. Деньги будут готовы, и мой секретарь передаст их вам в обмен на эти четыре письма…»

«Четыре письма… деньги… – произнес про себя Рауль. – Все это напоминает попытку шантажа… Но в таком случае на роль шантажиста больше всего подходит достойнейший Гийом, который и впрямь должен обретаться где-то поблизости. Неужели бывший сообщник мисс Бейкфилд сегодня попытается обратить в деньги свою переписку с ней?»

Поразмыслив, Рауль укрепился в правильности этой догадки, которая вдобавок объясняла и поведение Марескаля. Вызванный, несомненно, лордом Бейкфилдом, которому угрожал Гийом, комиссар готовил засаду, куда молодой злоумышленник неизбежно должен был попасть. Отлично. Раулю оставалось только порадоваться. Но какую роль в этой комбинации отвели барышне с зелеными глазами?

В тот день лорд Бейкфилд пригласил комиссара на обед. После обеда они направились в сад и, оживленно беседуя, сделали несколько кругов по дорожкам. Без четверти три полицейский вернулся к себе в номер. Лорд Бейкфилд остановился возле скамейки, где его было хорошо видно, неподалеку от решетчатых уличных ворот.

Рауль стоял у окна и наблюдал.

«Если она придет, тем хуже для нее! – прошептал он. – Тем хуже! Пальцем не пошевельну, чтобы ей помочь».

Увидев, что Гийом идет один, он с облегчением вздохнул. Мошенник осторожно крался от ворот.

Оба мужчины встретились. Разговор был коротким, ибо все условия обсудили заранее. Потом они молча направились к номеру англичанина. Гийом явно волновался и чувствовал себя неуверенно; лорда Бейкфилда сотрясала нервная дрожь.

– Проходите, месье, – произнес англичанин, стоя на верхней ступени лестницы. – Я не хочу вмешиваться в ваши грязные делишки. Мой секретарь в курсе происходящего, и он заплатит вам за письма, если их содержание именно таково, как вы утверждаете.

Сказав это, лорд удалился.

Рауль занял позицию за дверной створкой с толстой обивкой. Он ожидал какого-то эффектного спектакля, но быстро понял, что Гийом не был знаком с Марескалем и потому принял его за секретаря лорда Бейкфилда. Полицейский, которого Рауль смутно видел в зеркале, отчетливо произнес:

– Вот пятьдесят кредитных билетов по тысяче франков и чек на ту же сумму, которую вы получите в Лондоне. Письма у вас с собой?

– Нет, – ответил Гийом.

– Как нет? В таком случае сделка не состоится. Я получил четкие инструкции. Справедливый обмен.

– Я отправлю их по почте.

– Да вы с ума сошли, месье, или же пытаетесь нас обмануть!

– У меня точно есть эти письма, – сказал Гийом, – но сейчас они не при мне.

– А где они?

– У одного моего друга.

– И где же этот друг?

– В отеле. Я схожу за ним.

– Не надо, – ответил Марескаль; догадавшись, как обстоит дело, он решил поторопить события.

Комиссар позвонил и, когда вошла горничная, распорядился:

– Приведите девушку, что наверняка ждет в коридоре. Вы скажете ей, что вас прислал месье Гийом.

Гийом даже подскочил. Вот как! Им известно его имя?!

– Что это значит? Я не договаривался об этом с лордом Бейкфилдом. Той, что ожидает в коридоре, нечего здесь делать…

И он рванулся к выходу. Но Марескаль быстро преградил ему дорогу и, открыв дверь, впустил барышню с зелеными глазами; та вошла с робким видом и тотчас в ужасе вскрикнула, ибо дверь за ней со стуком захлопнулась, а в замке со скрежетом повернулся ключ.

И тут же чья-то рука схватила ее за плечо.

– Марескаль! – охнула она.

Но еще раньше, чем она произнесла это грозное имя, Гийом, воспользовавшись минутным замешательством, сбежал через сад, впрочем Марескаля он больше не интересовал. Все мысли комиссара были только о молодой девушке, которая, совершенно растерявшись, неуверенно прошла до середины комнаты; и тут полицейский вырвал у нее из рук сумочку.

– Ах мошенница! – воскликнул он. – В этот раз тебя ничто не спасет!

Он рылся в ее сумочке, приговаривая:

– Ну, где они, эти ваши письма? Значит, шантаж? Вот, оказывается, до чего вы докатились! Какой позор.

Девушка без сил опустилась на стул. Сразу не отыскав искомого, Марескаль крикнул:

– Письма! Письма, живо! Где они? У вас за корсажем?

Вцепившись в ворот ее платья, он в приступе ярости разорвал его, не переставая осыпать пленницу оскорблениями; он протянул уже руки, чтобы обыскать ее, как вдруг, вытаращив глаза, замер в изумлении, увидев перед собой лицо человека, подмигнувшего ему; в уголке рта человек держал сигарету, губы его изгибались в саркастической усмешке.

– Огонька не найдется, Родольф?

«Огонька не найдется, Родольф?» Убийственная фраза, уже слышанная им в Париже, прочитанная в его личной записной книжке!.. Что это значит? И почему такое фамильярное обращение? И еще это подмигивание!

– Кто вы?.. Кто?.. Человек из скорого поезда? Третий сообщник?.. Но как это возможно?!

Марескаль не был трусом. Во многих случаях он проявлял недюжинную храбрость и не боялся столкновения ни с двумя, ни даже с тремя врагами.

Но противника, с которым он всегда чувствовал себя проигравшим и вдобавок действовавшего совершенно непредсказуемо, ему еще встречать не приходилось. Он оказался в обороне и беспомощно слушал, как Рауль очень спокойно и сухо велит девушке:

– Положите эти четыре письма на угол камина… В конверте их точно четыре? Одно… два… три… четыре… Хорошо. Теперь быстро в коридор, а там бегом и – прощайте. Не думаю, что обстоятельства еще когда-нибудь сведут нас лицом к лицу. Удачи.

Не говоря ни слова, девушка выбежала из комнаты.

– Как видишь, Родольф, – продолжил Рауль, – я плохо знаю эту особу с зелеными глазами. Я не ее сообщник и не убийца, хотя и внушаю тебе благоговейный трепет. Я всего лишь славный малый, путешественник… однако твоя физиономия и набриолиненная шевелюра не понравились мне с самой первой минуты, и я посчитал забавным увести твою жертву у тебя из-под носа. Но теперь она меня больше не интересует, и я решил далее ею не заниматься. Однако же я не хочу, чтобы ею занялся ты. У каждого свой путь. Твой направо, ее налево, мой посередине. Улавливаешь мою мысль, Родольф?

Родольф сделал попытку сунуть руку в карман, где лежало оружие, но тут же замер: Рауль выхватил