спокойно. Вы вмешивались во все дела… во все дьявольские дела.

– К счастью, – ответил он. – Но мне также необходимо вмешаться и в те дела, что еще только готовятся. Неужели вы считаете, что они вас не разыскивают? Что Марескаль сидит сложа руки? Да он уже идет по вашим следам! И он найдет вас, он доберется до монастыря Святой Марии. Если, как я предполагаю, вы провели здесь в детстве несколько счастливых лет, он должен об этом знать, и он придет.

Его негромкий голос, звучавший с непоколебимой уверенностью, явно подействовал на девушку, хотя она вновь еле слышно пробормотала:

– Уходите…

– Хорошо, я уйду, – ответил он, – но завтра вернусь сюда в этот же час и буду приходить каждый день. Нам есть о чем поговорить. О, ни о чем таком, что вам неприятно и напоминает об ужасах той ночи. Об этом мы умолчим. Я не хочу ничего выпытывать, истина сама постепенно выйдет на свет. Но есть и другие темы, есть вопросы, которые я вам задам и на которые хочу получить ответ. Вот и все, что я намеревался сказать вам сегодня. Теперь вы можете идти. Но, прошу вас, обдумайте наш разговор. И перестаньте волноваться. Привыкайте к мысли, что я все время поблизости и что никогда не надо отчаиваться, потому что в минуту опасности я всегда буду рядом.

Она ушла, не сказав ни слова, даже не кивнув на прощанье. Рауль наблюдал, как она спустилась по склону и вошла в липовую аллею. Когда она скрылась из виду, он подобрал несколько цветочков, оброненных ею, и сразу же, поняв, что сделал это бессознательно, пошутил над собой:

– Ах ты черт, дело становится серьезным. Неужто… Полно, полно, старина Люпен, ты же умеешь сопротивляться.

Он пролез в брешь, проделанную им в живой изгороди, снова переправился через пруд и отправился гулять по лесу, выбрасывая, один за другим, подобранные цветочки, словно вовсе и не дорожил ими. Однако образ барышни с зелеными глазами по-прежнему стоял перед его взором.

На следующий день он снова взобрался на террасу. Орели не пришла, как не пришла она и в два следующих дня. Но на четвертый день, когда она раздвинула ветки, он даже не услышал шелеста ее шагов.

– О! – воскликнул он. – Это вы… вы…

По ее виду он понял, что не должен двигаться с места и не говорить ни слова, способного ее напугать. Она выглядела такой, какой была в первый день их встречи, – как противник, который не позволит взять над собой верх и зол на своего врага, потому что тот благоволит ему.

Впрочем, когда она, не глядя на него, заговорила, голос ее звучал не слишком сурово:

– Я не должна была приходить. Это плохо по отношению к моим сестрам из пансиона, к моим благодетельницам. Но я подумала, что должна поблагодарить вас… и помочь вам… А еще, – добавила она, – я боюсь… Да, боюсь того, что вы мне тут сказали. Задавайте ваши вопросы… я отвечу на них.

– На все? – спросил он.

– Нет, – испуганно ответила она. – Только не о ночи в Бокуре… Но на остальные… В нескольких словах, хорошо? Что вы хотите узнать?

Рауль лихорадочно соображал. Очень трудно задавать вопросы, если все они в конечном счете касаются событий, о которых девушка отказывалась говорить.

– Давайте начнем с вашего имени, – начал он.

– Орели… Орели д’Асте.

– Откуда тогда взялась Леонида Балли? Это псевдоним?

– Леонида Балли существует. Но она заболела и осталась в Ницце. Среди актеров труппы, вместе с которой я ехала из Ниццы в Марсель, оказался мой приятель, с ним я познакомилась прошлой зимой, когда играла Веронику в любительском спектакле. Вот, собственно, и все; они уговорили меня на один вечер заменить Леониду Балли. Они так просили выручить их, что я не смогла отказать. Мы предупредили директора Тулузского театра, но тот в последний момент решил не менять афишу, поэтому все и подумали, что я – это Леонида Балли.

– Значит, вы не актриса… – резюмировал Рауль. – Мне это по душе… Я предпочитаю видеть в вас лишь милую пансионерку монастыря Святой Марии.

Она нахмурилась:

– Продолжайте.

– Господин, поднявший трость на Марескаля у выхода из кондитерской на бульваре Османа, действительно ваш отец? – незамедлительно спросил он.

– Мой отчим.

– Его имя?

– Брежак.

– Брежак?

– Да, директор Департамента судопроизводства в Министерстве внутренних дел.

– Следовательно, прямой начальник Марескаля?

– Да. Они никогда не жаловали друг друга. Марескаль, которого деятельно поддерживает министр, пытается сместить моего отчима, чтобы занять его пост, а отчим пытается избавиться от него.

– А Марескаль любит вас?

– Он просил моей руки. Я отказала. Отчим захлопнул перед его носом дверь. Он ненавидит нас и поклялся отомстить.

– Итак, один есть, – проговорил Рауль. – Перейдем к другому. Человека с виллы Фарадони зовут?..

– Жодо.

– Чем он занимается?

– Не знаю. Он иногда приходил к нам повидаться с отчимом.

– А третий?

– Гийом Ансивель, его мы тоже принимали. Он ведет какие-то дела на бирже.

– Более или менее сомнительные?

– Не знаю… возможно…

– Итак, эти трое – ваши недоброжелатели, – подвел итог Рауль. – И других нет?

– Есть. Мой отчим.

– Как! Муж вашей матери?

– Моя бедная матушка скончалась.

– И все эти люди преследуют вас по одной-единственной причине? Из-за тайны, известной только вам?

– Да, все верно. О тайне не знает только Марескаль, он просто хочет отомстить.

– Не могли бы вы сообщить мне некоторые подробности, относящиеся, скажем так, не к тайне, а к тем обстоятельствам, которые ее окружают?

Она немного подумала, а потом проговорила:

– Пожалуй, могу. Я расскажу вам все, что знают другие, и назову причину их ожесточенности.

До сих пор Орели отвечала кратко и сухо, но теперь, похоже, ее увлек заданный ей вопрос.

– Вот суть дела в нескольких словах. Мой отец, состоявший в дальнем родстве с моей матушкой, скончался до моего рождения, оставив небольшую ренту, к которой прибавилась пенсия, выплачиваемая нам моим дедом д’Асте, отцом матушки. Этот прекрасный человек, художник и изобретатель, всегда пребывал в поиске, мечтая о новых открытиях и неразгаданных тайнах, и без устали путешествовал по всяким чудесным местам, где ему якобы было суждено обрести состояние. Я хорошо его помню; до сих пор так и вижу, как сижу у него на коленях, а он говорит мне:

– Маленькая Орели будет богата. Я тружусь ради нее.

Однажды, когда мне минуло шесть лет, он в письме попросил нас, матушку и меня, приехать к нему втайне от всех. Вечером мы сели в поезд и провели у него два дня. А когда мы уезжали, матушка сказала