Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мумия обретала плоть на глазах. Кожа приобрелаестественный цвет, волнистая грива волос полностью скрыла плечи. И одеяние…Даже одеяние изменилось. В тех местах, на которые попал эликсир, полотно сновастало белым. Когда существо стонало, его белые зубы обнажались до самых корней.Его груди налились, и, обнажив женские формы, полотно лопнуло и обвисло вокругног, которые продолжали неуверенно шагать вперед.
Глаза существа сосредоточились на человеке,стоявшем в конце коридора. Хриплое дыхание рвалось из груди. Рот был искривленгримасой.
Снизу опять донесся шум, послышались свистки.Кто-то закричал по-арабски.
Рамсей склонился над перилами. По лестнице ужеподнимались люди. Их крики могли означать только одно: его заметили.
В панике он кинулся к женской фигуре, котораябыла уже совсем близко от него.
С ее губ сорвался отчаянный вопль:
– Рамзес!
Граф закрыл глаза. Потом снова открыл: женщинапроходила рядом с ним, вытянув вперед скелетообразные руки.
Кто-то крикнул: «Стоять!» – и выстрелил.Существо завизжало и прижало руки к ушам, потом бросилось назад. Пуля ударила вРамсея, и он чуть не упал на человека, который поднимался по лестнице.Отчаявшись, он повернул назад, к оживленной им женщине. И снова прогремеливыстрелы. Коридор оказался отличным резонатором – грохот стоял оглушительный.Рамсей повис на мраморных перилах.
Женщина задрожала, все еще зажимая уши руками.Она чуть не потеряла равновесие. Ее отбросило к каменному саркофагу, стоявшемуу противоположной стены коридора. Когда пули засвистели вновь, она в ужасевзвыла.
– Рамзес!
Это был вопль раненого животного.
Эллиот снова был на грани обморока. Он закрылглаза и судорожно глотал воздух. Левая рука, стиснувшая трость, совсем потерялачувствительность.
Он слышал, как охранники с шумом волокутРамсея по лестнице. Тот явно сопротивлялся. Но их было слишком много.
А женщина… Она исчезла. Потом Эллиот опятьуслышал шарканье ее босых ступней по каменному полу. Он посмотрел сквозь стекловитрины и увидел, что она отходит в глубину коридора. Женщина шла пошатываясь,дыхание ее по-прежнему было судорожным и неровным. Она скрылась в боковойдвери.
Внизу стало тихо. Очевидно, Рамсея выволоклииз музея. Но охранники наверняка вернутся сюда с минуты на минуту.
Не обращая внимания на боль в груди, Эллиотпоспешно пошел по коридору и добрался до боковой двери как раз тогда, когдаженщина доковыляла до лестницы черного хода. Он быстро обернулся и заглянул подвыставочный стенд. Там на полу лежал маленький сосуд, мерцающий в серомутреннем свете. Встав на колено, Эллиот ухитрился дотянуться до него, закрылколпачок и опустил пузырек в карман.
Потом, поборов волну слабости, он началспускаться по лестнице вслед за женщиной. Несколько раз чуть не упал: онемевшаялевая нога подводила его. На полпути он увидел женщину – испуганную,шатающуюся. Одна рука ее, похожая на лапу с когтями, была вытянута вперед –словно она двигалась на ощупь в темноте.
Вдруг открылась дверь, и лестницу залил яркийсолнечный свет. Вошла уборщица, закутанная на мусульманский манер: с ног доголовы в черное. В правой руке у нее была швабра.
Она тут же увидела двигающийся скелет иоглушительно завизжала. Швабра выпала из ее рук. Уборщица бросилась назад, ксвету.
Ожившая мумия зашипела, потом зарычала ибросилась следом, протягивая костлявые руки, чтобы остановить этотпронзительный визг.
Эллиот торопился изо всех сил. Он не успелдобраться до освещенной комнаты, как визг утих. Войдя, граф увиделраспростертую на полу уборщицу – мертвую. У нее была сломана шея, из щекивырван кусок мяса. Остекленевшие черные глаза невидяще смотрели в потолок.Существо перешагнуло через тело и устремилось к маленькому зеркальцу, висевшемуна стене над раковиной.
Судорожные рыдания сотрясли женщину, когда онаувидела свое отражение. Задыхаясь, дрожа, она протянула руку и коснуласьзеркала.
И снова Эллиот чуть не потерял сознание.Видеть мертвое тело и это омерзительное существо перед зеркалом было выше егосил. Но жгучее любопытство, желание узнать, что же будет дальше, удержало егона ногах. Теперь ему надо призвать на помощь разум. К черту боль в груди, кчерту тошноту, подступившую к горлу.
Он быстро закрыл за собой дверь. Стук двериудивил женщину. Она развернулась на пятках и снова вытянула руки – для нападения.На миг Эллиота парализовал ужас – так омерзительно было это зрелище. Свет лилсяс потолка, поэтому картина была полной. Из выеденных смертью глазниц сверкалиогромные глаза. В огромной ране на боку белели голые кости. Половины рта небыло, из-под оголенной ключицы сочилась кровь.
О господи, как же она страдает! Бедное,несчастное создание!
Издав низкое рычание, женщина направилась кЭллиоту, и он быстро заговорил по-гречески.
– Друг – произнес он. – Я твой други могу дать тебе убежище. – Тут память отказала ему, он забыл слова этогодревнего языка и перешел на латынь: – Доверься мне. Я не позволю причинить тебезло.
Ни на секунду не отводя от нее глаз, онпотянулся к одному из черных балахонов, висевших на стене. Да, вот что нужно:именно такое бесформенное одеяние, которое носят мусульманки на людях. Онодостаточно велико, чтобы укрыть ее с головы до пят.
Эллиот бесстрашно приблизился к женщине,накинул ей на голову покрывало, обернул его вокруг плеч, и ее руки тут жеподнялись, чтобы помочь ему. Она закутала лицо, чтобы не пугать прохожих.
Эллиот вывел ее в коридор, закрыл за собойдверь, чтобы не было видно мертвого тела. Сверху, со второго этажа, доносилисьвозбужденные крики и топот. Голоса раздавались уже в комнате. Нащупав справа отсебя дверь черного хода, Эллиот открыл ее и вывел женщину на улицу, под жаркиесолнечные лучи.
За считанные минуты они отошли далеко отздания и затерялись в толпе пешеходов – мусульман, арабов и европейцев, –шагающих в самых разных направлениях под звуки автомобильных гудков и воплизапряженных в повозки ослов.
Услышав автомобильный клаксон, женщиназастыла, а при виде катившего мимо автомобиля отшатнулась и вскрикнула сквозьстиснутые зубы. Эллиот вновь заговорил на латыни, уверяя, что позаботится о нейи найдет убежище.
Он не знал, понимает ли его женщина, до техпор пока не услышал произнесенные измученным низким голосом латинские слова.
– Есть и пить, – прошептала женщина,потом пробормотала что-то еще, но что – он не понял: то ли молитву, то лиругательство.