– Если ты можешь сделать это незаметно.Пусть за ним следят день и ночь и докладывают мне, куда он ходит и что делает.

Эллиот дал Уолтеру пачку банкнотов, которуютот немедленно засунул в карман.

Слуга ушел. Эллиот попытался сделать глубокийвдох, но боль в груди остановила его. Тогда он стал дышать часто и неглубоко.Посмотрел на раздувавшиеся от ветра белые занавески. Он вслушивался в суету ишум улиц британского Каира и думал о тщетности своих усилий: зачем преследоватьРамсея, зачем надеяться на чудо? Он думал об эликсире.

Абсурд, бред. И ни к чему было копаться вчужих вещах и расстраиваться. Теперь уже нет никаких сомнений в том, кто такойРамсей. Если у него есть эликсир, он наверняка носит его с собой.

Эллиоту было стыдно. Но это такая мелочь.Гораздо важнее сама тайна, которая пока недоступна. Хоть бросайся к нему в ногии умоляй о подарке. У Эллиота возникло было намерение вернуть Уолтера и сказатьему, что все это глупости. Но в глубине души таилось желание еще разок обыскатькомнату Рамсея, а мальчик, следующий за ним по пятам, мог бы дать Эллиотупредставление о его привычках.

Во всяком случае, лучше хоть что-то делать,хоть о чем-то думать, кроме как о боли в груди и бедре. Граф закрыл глаза иснова увидел колоссальные статуи Абу-Симбела. И понял внезапно, что это былопоследнее приключение в его жизни. Он ни о чем не сожалел – наоборот,благодарил судьбу за то, что она преподнесла ему напоследок такой чудесныйподарок.

Эллиот улыбнулся. Кто знает, может быть, Алексна самом деле найдет себе богатую невесту в Америке.

Ах, как она мила, как ему нравится ее голос, изагадочный блеск глаз, и даже то, как она легонько тычет его пальчиком в бок,когда смеется! И какое у нее замечательное имя: мисс Шарлотта Уитни Баррингтон.

– А потом мы хотели поехать в Лондон, но,говорят, в это время года там жутко холодно, и страшный туман, и вообще оченьмрачно – с этим лондонским Тауэром, где отрубили голову Анне Болейн.

– Он не показался бы вам мрачным, если быя был вашим гидом, – возразил Алекс.

– И когда же вы едете домой? Вы ждетеоперы, да? Кажется, здесь все говорят только о ней. Забавно, правда, приехать вЕгипет, чтобы попасть на оперу.

– Но ведь это «Аида», дорогая моя.

– Знаю, знаю.

– Конечно, мы пойдем в оперу, и вы тамобязательно будете. А на бал вы пойдете?

Какая очаровательная улыбка!

– Ну, я ничего не знала про бал,понимаете? Я не хотела идти туда с мамой и папой и…

– Ну что ж, можно пойти со мной. Ах,какие чудные белые зубки!

– Да? Мне это нравится, граф Рутерфорд.

– Пожалуйста, называйте меня Алексом, миссБаррингтон. Граф Рутерфорд – это мой отец.

– А сами вы виконт, да? – спросилаона с неподражаемым американским дружелюбием и с той же сияющей улыбкой. –Мне так сказали.

– Да, наверное, это так. ВиконтСаммерфилд, а вообще…

– А что такое виконт? – спросилаона.

Какие чарующие глаза, какой обворожительныйсмех, как весело она смотрит на него! Он больше не мог сердиться на Генри из-затого, что тот связался с этой танцовщицей, с Маленкой. Даже хорошо, что Генриотдалился от них со своим пьянством и картами, хорошо, что он не появляетсявместе с ними в общественных местах.

Интересно, что подумает Джулия о миссБаррингтон? Вот ему она очень даже нравится!

Полдень. Столовый зал. Рамзес сидел,откинувшись на спинку стула, и смеялся.

– Да, я настаиваю. Возьми вилку инож, – сказала Джулия. – Просто попробуй.

– Джулия, неужели ты думаешь, что я несмогу? Но это варварство: запихивать в рот еду куском серебра!

– Ты знаешь, что ты красив, что ты всехочаровываешь, поэтому ты упорствуешь.

– За многие века я научился такту. Рамзесвзял вилку и зажал ее конец в кулаке. Джулия стукнула его по руке.

– Рамзес, ешь правильно.

– Малышка моя, – сказал он, – яем так же, как ели Адам и Ева, Исида и Осирис, Моисей, Аристотель и Александр.

Джулия расхохоталась. Царь быстро, украдкойпоцеловал ее. Потом лицо его омрачилось.

– Так что с твоим кузеном? –прошептал он. Эти слова застали Джулию врасплох.

– Неужели нам нужно говорить о нем?

– Мы оставим его здесь, в Каире? Неужелиубийца твоего отца не будет наказан?

На глаза ее навернулись слезы. Джулия сердитополезла в сумочку за носовым платком. Она не видела Генри в Каире и не желалаего видеть. В письме к Рэндольфу она даже не упомянула о нем. Именно мысль одяде расстроила ее и заставила заплакать.

– Переложи на меня эту ношу, –прошептал Рамзес. – Я все вынесу. Просто восстановится справедливость.

Джулия приложила руку к его губам.

– Хватит, – сказала она. – Несейчас. Он тихо вздохнул и сжал ее руку.

– Кажется, все уже собрались, чтобы идтив музей, – сказал Рамзес– Не стоит задерживать Эллиота – ему трудностоять.

Подошел Алекс. Наклонившись, он чмокнул Джулиюв щеку. Как целомудренно! Она вытерла нос и отвернулась, чтобы Алекс не видел,какое красное у нее лицо.

– Ну что, все готовы? – спросилон. – Через пятнадцать минут нас ждет в музее личный экскурсовод. Да, чутьбыло не забыл: с оперой все устроилось. Ложи закуплены, есть билеты на бал.Рамсей, дружище, должен признаться, что на ночном балу я не буду соперничать свами, добиваясь внимания Джулии.

Та кивнула.

– Уже влюбился, – прошептала онаязвительно. Алекс помог ей подняться.

– В мисс Баррингтон, – добавилаДжулия.

– Пожалуйста, дорогая, выскажи своемнение. Она идет с нами в музей.

– Давайте-ка поспешим, – сказалРамзес. – Твой отец плохо себя чувствует. Удивительно, что он вообще идетс нами.

– Господи, знаете ли вы, что значитКаирский музей для людей? – спросил Алекс. – А ведь это самоепыльное, самое грязное заведение из всех, что…

– Алекс, пожалуйста, мы собираемсяпосмотреть на величайшую коллекцию египетских сокровищ…

– Последних из сохранившихся, –сказал Рамзес, взяв Джулию под руку – И все цари в одном помещении? Ведь ты такговорила?