– Все хорошо, правда, – улыбаюсь, – пойдем на танцпол? Мы еще не танцевали сегодня.

Том тушит сигарету и кидает ее в мусорный бак.

– Если станет плохо, сразу говори.

Я киваю.

Мы заходим обратно в бар, играют «Рамонес»[6]. Я стараюсь не смотреть людям в лица, боюсь снова увидеть кого-то под кайфом. Пытаюсь расслабиться и не отводить взгляд от Тома. Выпиваю еще пива, и после мы начинаем танцевать.

Толпа вокруг просто бешеная. Все прыгают, толкаются локтями и врезаются друг в друга. Параллельно подпевают слова песен. Том берет меня за плечо и ведет в самый центр тусовки. Мы двигаемся под музыку, тоже всех толкаем – мне даже начинает это нравиться, можно немного выпустить пар и оторваться.

Всеобщее безумие – это классно. Никто не будет смотреть на то, как странно ты танцуешь и поешь. Люди пришли сюда, потому что любят эту музыку, и они танцуют под нее, несмотря ни на что. Такое единение толпы чувствуется совершенно по-особенному. Возможно, только в этом мире, в который привел меня Том.

Он толкает кого-то, его толкают в ответ. Он улыбается, я тоже. Мне хочется обнять Тома, но долго думать об этом не получается – мне прилетает по затылку. Я почти ничего не чувствую, хотя голова кружится. Том тянет меня на себя, меняя нас местами и закрывая своей спиной. Я беру его за руки. Песня переключается на медленную, толпа успокаивается. Поднявшись пальцами по его рукам, я встаю на носочки и говорю в ухо:

– Пойдем в туалет.

Я отстраняюсь, Том смотрит на меня, прищурившись. Улыбаюсь и сквозь толпу иду к уборной. Не вижу, но чувствую, что он где-то позади.

Я захожу в туалет и прикрываю дверь, почти сразу Том заходит за мной и закрывает дверь на замок. Во мне мгновенно поднимается возбуждение, я делаю к нему шаг и обнимаю, впившись в губы поцелуем. Он крепко прижимает меня к себе. Том такой горячий, его губы и язык обжигают, но мне это нравится.

Я очень сильно его люблю, не знаю, любил ли кто-нибудь на земле так же сильно. Мне никогда не будет его достаточно, я хочу слиться с ним воедино и никогда не расставаться. Хочу плакать от любви к нему. Интересно, Том чувствует то же самое?..

Я резко отрываюсь от него и отступаю на пару шагов назад. Том смотрит на меня затуманенным возбуждением взглядом, будто готов меня съесть. Закусив губу, я медленно поднимаю вверх футболку и показываю ему грудь. Провожу пальцем по губам, а потом говорю:

– Потрогай меня.

Он ухмыляется и подступает ближе.

– Если ты приказываешь.

Одной рукой он обнимает меня за талию, а другой сжимает грудь. Наклоняется и припадает губами к соску, облизывая и посасывая. Сзади меня унитаз, в который я упираюсь ногами, а слева стена, за которую держусь рукой. Том спускается губами к моим ребрам, а затем падает на колени, целуя живот.

Я ошеломленно вздыхаю. Непривычно смотреть на него сверху, видеть его ниже себя. Том целует мне живот, и я чувствую его дыхание на коже.

– Том… – постанываю, – я хочу тебя…

Он смотрит мне в глаза. Расстегивает мою ширинку и аккуратно снимает штаны, стараясь не задеть порезы. Потом поднимается и говорит:

– Разворачивайся.

Я повинуюсь, опускаю крышку туалета и ставлю на нее колено, спускаю трусы на бедра. Я так сильно хочу его, что готова завыть от ожидания, это почти невозможно терпеть. Том берет меня рукой за талию и говорит:

– У меня нет презервативов.

– Ладно, – отвечаю и чувствую, как он входит в меня.

Я громко вздыхаю. Господи, как это приятно! Том медленно двигается, а я кладу локти на бочок, чтобы удержаться на месте.

– Быстрее, – прошу я, и когда он ускоряется, говорю: – Да, вот так…

Я кусаю губы до крови, чувствую, как Том водит руками по моей спине.

– Можешь еще… еще быстрее? – слегка развернувшись, спрашиваю.

Том может. Он без слов делает, что я прошу, и я вдруг понимаю: хочу жестче. Хочу очень жестко – мне нужно просто об этом попросить.

– Том… – я прерываюсь от его толчков, – а можешь… можешь взять меня за волосы?

Он без промедлений запускает в них ладонь, но держит так аккуратно, что я этого даже не чувствую.

– Тяни сильнее, – говорю.

– Тебе не больно? – спрашивает сквозь тяжелое дыхание.

– Нет, мне… мне приятно…

Он сжимает мои волосы в кулак, тянет на себя. Вколачивается так, что я еле держусь на ногах. Мне хорошо, мне нравится небольшая боль, но я хочу еще…

– Ударь меня, – говорю и пугаюсь от собственных слов.

Он не воспринимает это как что-то ужасное и просто шлепает по заднице. Я молчу, потому что имела в виду другой удар, но решаю не говорить об этом.

– Еще раз, сильнее, – прошу.

Том опять шлепает меня, натягивая волосы на затылке, потом еще и еще, но силу почти не увеличивает. Еще сильнее я не прошу, потому что понимаю: это будет странно, и я уверена, что он не будет меня бить. Вдруг происходит то, чего я не ожидаю: он резко отпускает меня, и я бьюсь лицом прямо о туалетный бочок, не успев притормозить. Удар приходится на нижнюю губу, и вот это по-настоящему больно.

Приподнявшись, я вижу, что Том вышел из меня и кончил.

– Черт, прости, – говорит, отматывая туалетную бумагу и вытираясь, – ты ударилась?

– Немного, – тихо отвечаю и натягиваю штаны, садясь на крышку унитаза.

Том моет руки, а потом садится передо мной на корточки.

– Я бы кончил прямо в тебя, если бы не отпустил.

Я касаюсь того места, где ударилась. Губа немного припухла и болит.

– Тогда это небольшая плата за то, что ты успел, – шучу, пытаясь подавить эмоции.

– Поехали в отель, продолжим там, – предлагает он.

Я смотрю в его расслабленное лицо. Да, я хочу продолжить, но… мои желания меня пугают.

– Поехали, – соглашаюсь и встаю, выходя из туалета и направляясь на улицу.

Том выходит чуть позже, и мы уезжаем в отель.

– Ладно, давай, увидимся, – прощается со мной Том и выходит из квартиры.

Мы в Окленде. Вернулись сюда пару часов назад и доехали до дома, а сейчас Тому нужно к врачу с Мартой и Джоуи. Я набираю себе стакан воды на кухне с мыслями о том, что мне все-таки тоже надо к доктору. Я не понимаю, к какому и что именно лечить, но чувствую: мне это необходимо.

Мне все еще нужно держаться. Нужно оставаться чистой и бороться с собой каждый день и каждый час. Мой мозг не дает забыть об этом ни на секунду. «Как ты можешь обменять это на реальную жизнь, Белинда?» – говорит он. И я думаю: «Правда, как я могу?»