Она много молилась – было что-то особенное, мстительное вправославных молитвах, звучавших в обиталище гонителя православия! – но,наверное, здесь все было слишком пропитано духом ненависти к русской церкви,чтобы мольбы приносили истинное облегчение. Однако она снова и снова припадалак наглухо запертым дверям, жарко шепча:

– Господи! Смилуйся надо мною! Господи! Отвори мне этидвери! Верни мне Алексея!

И вот однажды, когда она в тысячный раз трясла и дергаладверь, голова вдруг так закружилась, что Елизавета не удержалась на ногах ипошатнулась, падая. Сползая по стене, силясь удержаться, вцепилась в канделябр– и тут же неведомая сила повела-поволокла ее куда-то в темноту. От испуга инеожиданности узница вмиг пришла в себя и сообразила, что ее тащит некакое-нибудь исчадие преисподней, а просто дверь – открывающаяся дверь.Интересно, однако, почему же Елизавета не знала об этой двери прежде? Или простоне замечала за портьерою?

Зажгла свечу и внимательно осмотрела загадочную дверь.Каково же было ее изумление, когда обнаружилось, что эта часть стены, накоторой укреплен шандал, отошла внутрь, приоткрыв черный, зияющий, сырой проем.Ну, секретными замками Елизавету трудно удивить: достаточно вспомнить ковануюрозу на окне в Хатырша-Сарае. Но это было в далеком, таинственном Крыму, ачтобы здесь, в России?.. Однако, верь не верь, перед нею открывался ход, иЕлизавета, конечно, вступила в него.

Чем дальше она шла, тем ниже опускался пол и тем сильнеепахло сыростью. Где-то капала вода. Огонь свечи дрожал и неуверенно подмигивал,почти не рассеивая тьму, да и видеть тут было нечего, кроме укрепленных доскамиземляных стен, из чего Елизавета поняла, что уже спустилась в подвал. Теперьход сделался ровным, она пошла смелее, как вдруг одна нога ее канула в пустоту– и она лишь каким-то чудом удержалась на краю бездны.

Ноги подкосились, Елизавета так и плюхнулась, прижав руки кгруди, сдерживая безумный стук сердца.

Боже мой... Здесь надо было быть поосторожнее! А что там,внизу? Она привстала, вглядываясь во тьму, но не увидела ничего, только водажурчала, журчала.

Ладно, что бы ни было, главное – осталась жива. Онаоткинулась, с облегчением переводя дух, и рука ее ткнулась в груду какого-тотряпья. С брезгливым любопытством поднесла к ней свечу – да так и ахнула.

Зеленый плащ! Плащ Алексея! А рядом валяется скомканноеплатье – то самое платье, в котором Елизавета проделала мучительный путь излюбавинского леса до Жальника. Это платье, промокшее насквозь, она сбросила,когда выбралась из карцера, полного воды, на сухую «полку».

Ох... да ведь сейчас она сидит на той же самой «полке»! Атот провал, куда чуть не сорвалась, – карцер Жальника.

Понадобилось какое-то время, чтобы осознать все это. Так вотпочему Араторн говорил о подземельях, в которых они все время встречаются. Аона-то думала, ее вынесли из подвала через ту же дверь, в которую втолкнули. Нуне странно ли, что Араторн и приехал в Жальник день в день, когда Кравчук обрекна смерть свою строптивую узницу, и оказался в подземелье минута в минуту,чтобы спасти ее? В самом деле – не странно ли?!

Елизавета с отвращением плюнула вниз, в сырой подвал.Поверить венценосцу! Она поверила венценосцу! Араторн плел заведомую ложь, аона и уши развесила. Случайность, ох, ну конечно! Такая же случайность, как та,что привела однажды «венецианскую танцовщицу» в катакомбы Святой Присциллы.Тщательно задуманная, тщательно подстроенная случайность.

Да где был ее разум? С чего бы это, с каких щей, какговорится, государыня вдруг ударилась в яростное отмщение «княгине Дараган»,после того как, можно сказать, устроила ее судьбу? В самом деле – желала быЕкатерина зла графине Строиловой, так сквиталась бы с нею давным-давно, хотя бытем, что не прикрывала бы ее от сверхдотошного следователя после гибелиВалерьяна.

Какая Екатерина? При чем здесь императрица? Больно многочести! Это все Араторн. Это снова Орден.

Елизавета вскочила. Слабости ее как не бывало. Злость насобственную глупость (обычное дело! А не пора ли начинать умнеть, не пора липерестать верить на слово первому встречному, приучиться думать, размышлять,оценивать события, извлекать из жизни мало-мальские уроки?!) придавала силы.Больше всего хотелось ринуться обратно, вытребовать к себе Кравчука, выплюнутьему в лицо всю правду о гнусности его происков, о сговоре с Араторном, – но такпоступила бы прежняя Елизавета, которую Елизавета нынешняя могла только жалетьи презирать за дурость и опрометчивость. Нет, она будет действовать иначе!

Как? Да так. Поскольку Глафира заходит к ней всего лишь разв день, нечего бояться, что кто-то хватится узницы. Значит, можно разведать,куда ведет сей подземный ход: вряд ли он всего-навсего соединяет карцер скомнатой Араторна.

Елизавета прижала к себе плащ – бог с ним, с заплесневелымплатьем, а вот плащ Алексея бросить жалко – и пошла дальше, держась как можно ближев стене и внимательно глядя под ноги. Теперь она продвигалась очень медленно, иход казался бесконечным.

Чудилось, она идет уже долго-долго! Воображение рисовало,конечно, некий лаз на поверхность, на волю, вроде того, через который онакогда-то выбралась из древнего зиндана Гиреев. И когда легкое дуновениекоснулось ее лица, Елизавета радостно метнулась вперед – но уткнулась в стену.Осветила, ощупала ее всю сверху донизу – ни следа двери, щели, лаза, хотькакого-то отверстия. Тупик!

Елизавета прислонилась к стене и устало вздохнула. Выходанет. Придется возвращаться назад. Нет, один выход она определенно нашла – черезкарцер, но если уходить через него, то нужно, чтобы кто-то перекрыл воду, аглавное – отпер дверь снаружи. Впрочем, что толку? Через карцер можно попастьтолько на тюремный двор, а через стену опять же не перебраться.

Да, придется возвращаться в комнату Араторна. Проделатьтакой путь, чтобы...

Она встрепенулась. Вот именно! Проделать такой долгий путь,прорыть такой длинный ход, чтобы закончить его тупиком? Нелепо.

Она смотрела на свечу, сдерживая дыхание, следила заогоньком, но он все время отклонялся в ту сторону, откуда Елизавета пришла. Дажеесли здесь есть потайное отверстие, оно слишком тщательно скрыто. Но ведь непочудилось же ей дуновение прохлады, порыв сквозняка несколько мгновений назад!

И стоило Елизавете подумать об этом, как она снова ощутилатрепет воздуха на своем лице, но теперь это было похоже на тихий, едвасдерживаемый вздох.

– Кто здесь? – вскрикнула Елизавета, и голос ее умер поднизкими сводами.

Она подняла свечу – и отчетливо увидела узкую ладонь,которая одним взмахом погасила крошечный огонек.