– Они не такие уж свежие.

За воротами сквозь траву видно что-то вроде неровной подъездной дорожки, ведущей мимо дома. Моя попутчица права: если трава вовсю прорастает даже на ней, значит, ее вряд ли часто используют. Зофия перемахивает через ограду и идет к дому. Я все еще немного нервничаю из-за незаконного вторжения, но, похоже, у меня нет выбора.

– Здесь водятся змеи? – кричу я ей вслед, в ответ ее тихий смех разносится ветром вокруг меня. Я понимаю это как отрицание и осторожно перелезаю через забор, немного бегу трусцой, чтобы догнать Зофию. Пока мы идем, я смотрю на крошечный дом. Крыша, местами провисшая, сделана из рифленой бетонной черепицы. И хотя стены все еще выглядят достаточно прочными, чудится, что кровля может провалиться в тот момент, когда на нее с дерева упадет лист. Рядом с домом два деревянных строения – крошечный флигель позади и то, что, как я предполагаю, является сараем. Крыша сарая обрушилась вместе с одной из узких стен.

Электрические столбы на дороге обходят этот дом, и у меня есть смутное подозрение, что уборная, скорее всего, не подключена к канализации. У меня не слишком хороший глазомер, но у брата Уэйда в качестве хобби есть ферма в Вермонте, занимающая двадцать акров, здесь же, по ощущениям, вдвое меньше. Сейчас, когда я стою рядом, дом кажется совсем крошечным. Дом Бабчи и Па в Овьедо был крупнее в десять раз или даже больше. Я знаю, что раньше они жили в Америке в другом месте. Мама помнит, что провела свои детские годы в очень заурядных условиях, до того, как Па прошел медицинскую сертификацию. Но даже при этом у Бабчи, скорее всего, случился культурный шок при переходе от этой жизни к той, в которую она попала, оказавшись в США.

Я осторожно ступаю по высокой траве, пока мне не удается сделать снимок, на котором видны и дом, и сарай. Затем я отправляю его маме.

«Пожалуйста, покажи Бабче. Это первый адрес из ее списка. Мы не можем найти записи о рождении Бабчи здесь, в Тшебине, и гид думает, это может означать, что она родилась в другом месте. Но здесь все выглядит точно таким, каким она описывала дом своего детства».

В Америке сейчас шесть утра, так что я знаю: мама на пути в больницу перед работой, и я сознаю, что пройдет некоторое время, прежде чем она ответит. Мы с Зофией бродим вокруг дома порознь. Она направляется к сараю; я подхожу прямо к одному из маленьких окон в боковой стене дома, чтобы заглянуть внутрь. Трудно что-то рассмотреть сквозь рваную занавеску и пыль, налипшую на оконное стекло, но судя по тому, что я вижу, здание было разделено на несколько крошечных комнат. Когда мои глаза привыкают к темноте внутри, я вижу что-то вроде гостиной – там есть пузатая плита, диван-кровать и небольшая обеденная зона. Стол и один из стульев смещены от центра, как будто кто-то слишком резко встал после ужина и не поставил все на место.

Я вдруг задаюсь вопросом, не был ли этот дом заброшен со времен войны. Если так, то я смотрю в окно и вижу прошлое восьмидесятилетней давности. Я понятия не имею, как и почему Бабча покинула это место, но неожиданно жутко думать, что я, возможно, возвращаюсь к этому моменту ее жизни. Может быть, она сидела за этим столом в тот момент, когда ее жизнь изменилась навсегда, и, может быть, путешествие, которое она начала в тот день, закончилось Америкой и нашей семьей.

Когда я отхожу от окна, раздается звонок от мамы.

– Привет. – Я улыбаюсь в объектив камеры.

– Элис, привет, – говорит мама. – У меня здесь одна очень взволнованная старушка.

Она поворачивает телефон к Бабче, по щекам которой рекой текут слезы, а на лице такое выражение, словно я только что обнаружила Святой Грааль.

– Jen dobry, Бабча! – говорю я, и она радостно улыбается мне и неловко хлопает в ладоши. Я включаю камеру и огибаю дом вокруг, показывая ей поля, ветхий сарай и давно заросший двор. Пока иду, я отслеживаю ее реакцию на экране. Я наблюдаю за сменяющими друг друга радостью, печалью и тоской и понимаю, что мы в нужном месте.

Я не могу не представлять, что эта сцена выглядела бы совсем иначе, если бы мы совершили это путешествие вместе десять лет назад. Я бы задавала ей миллион или даже больше вопросов. И, возможно, она ответила бы на некоторые.

– Элис, – прерывает меня мама спустя несколько минут, я снова вижу на экране ее лицо. – Мне нужно попасть в контору. Значит, это все? Она кажется… – Мама отводит взгляд от камеры, снова смотрит на меня. Она пожимает плечами и улыбается, и ее внезапное одобрение совершенно ослепительно. – Ты знаешь… в это сложно поверить, однако Бабча кажется невероятно счастливой.

– Хорошо, – говорю я и лучезарно улыбаюсь ей. – Хорошо. – Помолчав, я спрашиваю, вспомнив о пропавшей записи о рождении: – Мама, она когда-нибудь говорила тебе, что родилась в доме, в котором выросла?

– Да, верно. Она, ее братья-близнецы и сестра родились дома.

Я бросаю взгляд на Зофию. Она склонила голову набок и с любопытством уставилась на айпад.

– Хм, – задумчиво бормочет Зофия. Она немного повышает голос, переспрашивая: – Вы говорите, братья-близнецы?

– Здравствуйте, – спрашивает мама, нахмурившись. – Элис, кто это?

Я настраиваю камеру так, чтобы мама могла видеть мою попутчицу, которая приветственно машет рукой и улыбается.

– Мама, познакомься с Зофией, Зофия, познакомьтесь с моей мамой – судьей Юлитой Сласки-Дэвис.

– Так приятно познакомиться с вами, Юлита, – говорит Зофия. – Скажите мне, Ханна была самой младшей в своей семье?

– Да, верно. Она часто говорила мне, что была избалованной малышкой, хотя я не думаю, что избалованность в контексте ее детства означает то же самое, что и в наше время.

– Вы знаете имена ее братьев и сестер?

Мама выглядит нехарактерно неуверенной.

– Я всегда думала, что сестру зовут Амелия, но потом мы увидели список, который она сделала для Элис на прошлой неделе, и там было написано Эмилия, так что я не совсем уверена…

– Эмилия была младшей сестрой Па, – объясняю я маме, и она вздыхает.

– Я действительно совсем не понимаю, как все это совместить. Я отчетливо помню, как она говорила, что писала своей сестре, но, возможно, я ошибаюсь…

– А имена ее родителей… – подсказывает Зофия. – Вы их знаете?

– Я помню только имя ее матери. Это определенно Фаустина. – Мама усмехается. – Католическая церковь канонизировала святую Фаустину… боже, может