Мы с Томашем переглянулись. Его широкая улыбка исчезла. Он оценивал меня, убеждаясь, что я понимаю, что это значит. Никаких перерывов на туалет. Никакого уединения. Никакого дневного света. Это было бы так же плохо, как наша нынешняя ситуация в подвале, где я чувствовала себя униженной, поскольку мне приходилось пользоваться ночным горшком в его присутствии, только еще хуже, потому что, по крайней мере, здесь я могла встать, потянуться и даже пройтись, если беспокойство становилось слишком сильным.

Смогу ли я это выдержать? От одной только мысли мне стало дурно, и даже несмотря на свет лампы, стены подвала внезапно сомкнулись вокруг меня. Но я должна была быть реалистом – у меня нет другого выбора, кроме как быть отважной. Я вздернула подбородок и посмотрела прямо на Генри.

– А после этого?

– Наш водитель отвезет вас до места, где можно добраться до реки Дон. Там вас встретит местный житель с лодкой – он перевезет вас через реку. Сталин освободил плененных поляков, так что, как только вы доберетесь до другого берега и окажетесь на советской территории, технически вы будете свободны.

Потребовалось много времени, чтобы это последнее слово дошло до меня, и когда это произошло, я недоверчиво выпалила:

– Свободны?

– Свободны… – Томаш тоже повторил это, но произнес слово медленно, как будто наслаждался его вкусом на своем языке. Мы переглянулись и снова улыбнулись друг другу.

– Да, вы будете свободны, хотя, – осторожно сказал Генри, – путешествие еще не будет окончено, и вы все еще будете в лесу. После того как вы пересечете реку, вам нужно будет пешком дойти до города под названием Воронеж – он находится недалеко от Восточного фронта, но все еще под советским контролем. Там вы должны сесть на поезд, идущий до Бузулука. Мне просто нужно быть уверенным, что вы понимаете, во что ввязываетесь, друзья мои. Это будет неприятное и долгое путешествие – по меньшей мере несколько недель. Поезда переполнены вашими соотечественниками – польскими гражданами, недавно освобожденными из ГУЛАГов и трудовых лагерей. Они все отчаянно стремятся попасть в Бузулук.

– А что в Бузулуке? – спросил Томаш.

– Формируется Второй Польский дивизион, и они там тренируются. Но мы слышали, что условия там крайне тяжелые – продовольствия не хватает, широко распространены болезни, и многие польские беженцы очень страдают. Но мне нужно, чтобы вы поехали в Бузулук, потому что туда из Великобритании прибывает партия зимней одежды для польских военных. Если все сработает так, как я надеюсь, британские офицеры, доставляющие одежду, найдут вас и заберут с собой. Вас доставят в посольство США. А там уж мой брат решит, что делать дальше.

– А твой брат?..

– Он судья в Америке. У него есть связи в правительстве… Мы надеемся, что если мы сможем показать им, насколько здесь ужасно, они вмешаются. Наши усилия пока не увенчались успехом, но… возможно, этот новый фильм послужит для них мотивацией. – Он тяжело вздохнул и грустно пожал плечами. – Мы просто будем продолжать попытки. Это все, что в наших силах.

– Мы тоже сделаем все возможное, правда, Алина? – произнес Томаш, испытующе глядя на меня.

Я слабо улыбнулась и кивнула.

– Конечно, сделаем.

Весь восторг, который я испытала при мысли о грядущей свободе, теперь был серьезно омрачен рассказом Генри о предстоящем трудном пути. Он казался мне невозможным. Я ощущала, что он невозможен.

– Вот… – Генри достал из рюкзака рулон ткани и небольшую канистру, затем жестянку и несколько маленьких бутылок и передал их Томашу.

– Мне очень жаль – это все, что я смог найти. Получится ли из этого убедительный гипс?

Томаш прочитал этикетки и проверил контейнеры, поморщился.

– Здесь особенно не с чем работать.

– Ты сам прекрасно знаешь, как трудно достать медикаменты.

– Да, – пробормотал Томаш, внимательно осматривая материалы, а потом пожал плечами. – Я сделаю всё, чтобы это сработало.

– А мы не можем просто взять пленку с собой? – спросила я.

Повисло молчание, а потом Томаш тихо сказал:

– Если нас поймают, будет лучше, если пленку не обнаружат.

– И как только вы прибудете на советскую территорию, вы найдете множество отчаявшихся людей – все, что имеет возможную ценность для продажи, находится под угрозой кражи. Пленку нужно спрятать, – тихо сказал Генри. – Так вот, я купил для вас эти рубли – совсем немного, но вам, скорее всего, придется приобрести новую одежду, а еду там будет трудно достать. Возможно, вам придется проявить изобретательность, но вы более чем доказали, что способны на это. И, наконец, вам понадобятся ваши документы, чтобы получить доступ в лагерь в Бузулуке. Туда очень многие стремятся попасть, поэтому во въезде строго отказывают всем, кроме тех, кто может доказать польское гражданство. – Он взглянул на Томаша. – У вас же остались ваши документы?

– Да, мне удалось сохранить свой довоенный паспорт, – ответил Томаш, но у меня внутри все сжалось.

– О нет, – прошептала я и в панике повернулась к нему. – Мама отдала тебе мое удостоверение личности перед тем, как ее забрали?

Он покачал головой и нахмурился, а меня затрясло.

– Боже… она всегда держала его при себе, потому что мы никогда не расставались, а я все время про него забывала. Я… удостоверение личности – это все, что у меня было. У меня нет паспорта.

Генри хотел что-то сказать, но промолчал. Томаш закрыл глаза. Надежда покидала меня, на смену ей приходило отчаяние. Меня замутило. Мама хранила при себе мои документы только потому, что в первые дни оккупации я по глупости была небрежна и беспечна, несмотря на то что сама моя жизнь была в опасности. Глупая, глупая, глупая!

– Но ведь мы сможем добраться до Бузулука и без паспорта, верно? – внезапно спросил Томаш.

Генри осторожно кивнул.

– Конечно. Вы будете спрятаны в кузове грузовика. Никто не станет проверять ваши документы.

– И мне будет разрешен доступ в лагерь? С моим паспортом?

– Насколько я понимаю, да.

– Тогда, – Томаш взглянул на меня и пожал плечами, – мы доберемся до Бузулука и будем надеяться на лучшее. При наихудшем сценарии Алина просто подождет меня снаружи.

– Лагерь огромен, Томаш. Десятки тысяч людей уже находятся там. Меня беспокоит, что вы не осознаёте, как трудно будет вам обоим, если вас разделят. К тому же я успел узнать тебя достаточно хорошо, мой друг, и у меня есть тайное подозрение, что если в Бузулуке Алина останется одна за пределами лагеря, ты тоже откажешься туда входить, а это делает всю миссию бессмысленной, – резко произнес Генри, не скрывая разочарования. Он вздохнул и потер