бы научила этому своих детей – мы могли бы построить лучший мир, учитывая все то тяжелое и мрачное, что она, несомненно, усвоила из тех времен.

Жилой сектор внезапно заканчивается, последний ряд домов упирается в густой участок леса, раскинувшегося на небольшом холме. Дорога резко поворачивает через лес вокруг одного склона холма, и совершенно неожиданно мы оказываемся в окружении полей. Поскольку из-за холма не видно города, кажется, что мы находимся в глуши – здесь вообще не на что смотреть, только сельскохозяйственные угодья. Есть несколько длинных, узких участков посевов, но большинство полей выглядят заброшенными – трава высокая и усыпана фиолетовыми и красными полевыми цветами. Легкий ветерок пробегает по ним, и они машут мне, словно приветствуя.

– Адрес, который она вам дала, находится недалеко по этой дороге, – объясняет Зофия. – Мы направляемся вон к тому дому слева. Довольно необычно видеть довоенный дом в этом районе… нам повезло, что он все еще там стоит.

– Потому что он такой старый?

– Нет, просто потому, что фермерские дома в этом регионе, как правило, не пережили оккупацию. Я бы предположила, что его спас строительный материал – если бы он был из кирпича, то, скорее всего, тоже бы исчез. Нацисты разобрали все кирпичные сооружения, потому что не могли производить кирпичи достаточно быстро, чтобы расширить вторую часть Освенцима – лагеря, который они называли Биркенау, – продолжает она. – Это недалеко отсюда, и я почти уверена, что эта постройка находится как раз в пределах двадцати километров, которые они обозначили для своей «зоны интересов». Они очистили фермы ото всех жителей, чтобы поставить ограждение и убедиться, что никто ненароком не увидит, что они творят в лагере. Они сделали это под видом создания огромной рабочей фермы – что в каком-то смысле было правдой: заключенные действительно обрабатывали большую часть этой земли, но… Настоящей целью было сохранение секретности.

– Я даже представить себе не могу, как можно жить в таком маленьком доме, – признаюсь я. Весь дом, вероятно, размером всего лишь с мою гостиную, возможно, даже меньше.

– Тогда было другое время. Потребности у людей были другие. – Зофия паркуется у подъездной дорожки и смотрит на меня. – Мы на месте.

Я смотрю на подъездную дорожку, на дом и лес на холме за ним и, к своему удивлению, узнаю открывшуюся передо мной сцену. Я никогда не бывала здесь раньше и ничего не знаю о жизни Бабчи во время войны, но я знаю все о ее детстве. Я слышала о лесах на холме за ее домом и о городке на другой стороне. Она рассказывала мне, что жила в очень маленьком доме с большим сараем. Она рассказывала мне, что земля была неплодородной и каменистой, и большинство их полей было на склоне.

И это именно тот вид, который сейчас открывается передо мной.

– Этот холм называется холм Тшебиня? – интересуюсь я.

Зофия наклоняет голову.

– Не думаю, что у него есть официальное название, но городок Тшебиня находится на другой стороне, так что я полагаю, что это имело бы смысл.

– Бабча крайне мало рассказывала мне о своей жизни после начала войны, но она часто вспоминала истории из своего детства… о жизни с братьями, сестрой и родителями на крошечной ферме, – говорю я. – По сути это все, что она мне описала, и здесь все в точности так, как она описала.

Выйдя из машины, я ощущаю, как во мне нарастает волна сильнейших эмоций. Есть что-то неожиданно глубокое в том, чтобы находиться здесь: в стране, которая была домом моей бабушки и местом, которое она очень любила и по которому всегда скучала. Я чувствую на себе понимающий взгляд Зофии и пытаюсь сморгнуть слезы, но одна предательски скатывается по моей щеке.

– Вас оставить? – тихо спрашивает гид.

Я прочищаю горло и качаю головой.

– Это так глупо… – бормочу я, преодолевая смущение. – Не могу до конца поверить, что я здесь. Я всегда знала бабушку как такого же человека, что и я, понимаете? Мы обе ведем одинаковую жизнь там, за океаном… А это похоже на откровение… – Я снова прочищаю горло, не уверенная, понятно ли я выражаюсь. – Это всего лишь ферма, верно? При этом невпечатляющая, и мы даже не можем быть уверены, что именно та, о которой она мне рассказывала. Не знаю, почему я так расчувствовалась.

– Вы неправильно смотрите на все это, Элис. Возможно, для кого-то другого это «всего лишь ферма», но не для вас. По вашей готовности приехать сюда ясно, что вы испытываете огромную, глубокую любовь к своей бабушке. А это место может быть частью вашей собственной истории, до сих пор скрытой от вас. Я уже помогала людям находить их предков, и порой самые незначительные вещи вызывали самые сильные чувства.

Я киваю, и еще одна слеза скатывается по моей щеке.

– Я просто жалею, что не приехала сюда в тот момент, когда она еще могла путешествовать со мной, – шепчу я и нетерпеливо смахиваю слезу со щеки. – Я хотела бы, чтобы она рассказала мне больше о своей жизни. Я хотела бы, чтобы она просто стояла здесь, рядом со мной, и говорила все то, о чем ей хотелось бы мне поведать.

Я смотрю на дом, расположенный у подножия этого странного маленького холма, обрамленный густыми зелеными лесами и потрясающим темно-синим небом, простирающимся высоко над ним. Вокруг меня густо пахнет пылью и травой, а ветерок шевелит мои волосы. Я вдыхаю этот деревенский воздух, набирая его глубоко в легкие, словно хочу сохранить память о нем, словно пытаюсь увезти его с собой в Америку.

Вокруг двора ржавый и низкий забор из сетки-рабицы, по центру которой располагаются ворота. Замок на них кажется немного излишним, поскольку перемахнуть через ограду довольно легко, и у меня такое чувство, что при небольшом давлении и петли поддадутся. Зофия подходит к воротам, выжидающе оглядывается на меня, видя, что я колеблюсь.

– Мы собираемся туда незаконно проникнуть?!

– Если вас беспокоит незаконное проникновение, возможно, вы просто зря проехали полмира. – Она смеется. Я все еще сомневаюсь, и она широким жестом обводит вокруг. – Посмотрите на эти владения, Элис. Здесь никто не живет. Скорее всего, тут все заброшено уже несколько десятилетий, и в этом нет ничего необычного. Современное поколение либо не может, либо не хочет зарабатывать на жизнь, обрабатывая такие маленькие участки, как этот, поэтому иногда земля просто стоит бесхозная. В данном случае, возможно, не осталось никого, кто мог бы после войны завладеть этой собственностью.

– На траве следы машин, – указываю я, и мой гид