Лет ему совсем немного, и профессии никакой в руках нет.Мать день-деньской пьет горькую, а отца Павел не знает. Вернее, у мамки всевремя меняются кавалеры, и она, сердешная, уж и не помнит, от кого рожала. Анаплодила беззаботная алкоголичка целую тучу никому не нужных детей, аждвенадцать штук. Четверо, правда, благополучно умерли, остальные здравствуют.Павлик – самый старший. Естественно, ни о какой школе речь не возникала.Мальчишка с самого раннего детства озабочен заработком. Во-первых, дорогаямамочка пускает его в дом только тогда, когда он приносит с собой бутылку икусок колбасы, а во-вторых, среди в общем-то безразличных ему братьев и сестересть восьмилетняя Танечка. Девочку Павел очень любит, кормит, одевает и балует.То «Сникерс» ей притащит, то жвачку. Павлуша строго следит, чтобы сестричкапосещала школу. Потому что она должна доучиться до девятого класса и получитьприличную профессию – парикмахера, например, или медицинской сестры. Оченьхорошие специальности, денежные. При людях. Павлик не хочет, чтобы Танюшкапревратилась, как старшие сестры, в проститутку и наркоманку.

Сначала мальчик мыл машины, потом бегал по проспектам впотоке автомобилей, протирая стекла, теперь вот нищенствует.

– И сколько зарабатываешь?

Павлик развел руками:

– А день на день не приходится. Иногда тысячу наберу,бывает и двухсот не наскребается.

– Ну в среднем?

– Где-то семьсот, восемьсот.

– Однако выгодный бизнес.

– Да мне только треть достается, – пояснил«калека».

– Почему? – удивилась я.

– Чего ж тут непонятного, – пояснилсобеседник, – браткам надо часть отдавать, гаишникам, да еще иногдапатрульные привязываются, вроде не их дело за порядком на дорогах следить, атуда же, сволочи, менты поганые…

Еще у него несколько раз отбирали всю выручку.

Однажды из шикарного джипа вылезли четверо и отняли пакет, вдругой раз Павлик нечаянно залез на чужую территорию и опять поплатилсязаработком. Так что теперь он стал умный и, набрав рублей двести, прячет их вукромном месте…

– Погоди, погоди, – прервала я поток информации, –что значит «чужая территория»?

– Моя зона от бистро вон до того поворота, –пояснил нищий, – а дальше двое других стоят – Серенька и Мишка. На паруработают. С ними лучше не связываться, чеченские ветераны, убьют и не чихнут,полные отморозки. Еще ниже дед Степан орудует, тот хоть и старый, но тожебольно дерется…

– И что, вы никогда не конфликтуете?

– Не-а, – помотал головой Павел, – у каждогосвой кусок. Петрович все время присматривает, ему скандалы на дорогах не нужны.Вон Петька начал права качать, мол, у кукольного театра больше подают, таммамаши жалостливые с детьми ходят, а у него возле «Красных Ворот» толькоприезжие, из них копейки не выжмешь! Ну и что?

– Что?

– Машина сбила, и все.

– А Петрович кто такой?

– Старшой.

– Как это? – оторопела я.

– Говорю же старшой, территории распределяет, деньгибраткам дает, посторонних на дорогу не пускает. Думаете, так просто можно взятьи начать по проспекту с протянутой рукой бегать? Ха! Тут бы не протолкатьсябыло от желающих. А чем больше просят, тем меньше подают!

Он принялся энергично поедать пельмени. Я молча переваривалаполученную информацию.

– Наверное, и в метро свой Петрович есть?

– Конечно, – не удивился собеседник, – точноне знаю, но думаю, как у нас.

– Как же в нищие попасть? – вслух подумала я.

Павлик засмеялся.

– Да встань на углу и руку вытяни, тут же кто-то изсмотрящих подскочит!

Я глядела, как он ловко подлизывает капли сметаны с тарелки,и смутные мысли начали шевелиться в голове, пока еще неопределенные инеоформившиеся.

Павлик быстро доел оставшуюся еду и умчался на заработок.Мне захотелось пить и, купив бутылочку лимонада со странным названием«Медовуха», выпила ее, уже сев за руль. Честно говоря, новинка не понравилась –вкус странный и почему-то отдает дрожжами.

Бросив пластиковую емкость на соседнее сиденье и пользуясьтем, что пробка на дороге рассосалась, заторопилась к повороту на Тверскую.

Через пару минут в голове стало происходить что-то странное.Сначала сильно зашумело в ушах, потом отчего-то зазвенело. Гул Садового кольцаотодвинулся, и окружающее как бы занавесилось белой стерильной марлей. Япотерла виски, может, давление упало? На всякий случай сунула в рот кусочексахара, но испытанное средство не помогло. Так, надо парковаться. Но тутраздался голос: «Вольво» шестьсот двадцать пять КЕ, немедленно остановитесь!»Выполняя приказ, я нажала на тормоз, машина замерла.

– Чего посреди дороги раскорячилась, отъехай ккраю, – велел патрульный.

– Сами велели немедленно встать, – попробовала яогрызнуться, с удивлением чувствуя, как тяжело ворочается во рту ставшийпочему-то каменным язык.

Постовой внимательно поглядел на меня, подергал носом ирадостно, просто сияя от счастья, констатировал:

– Пьяная!

– Да вы что! – искренне возмутилась я, с трудомподнимая тяжелый, как бетонная плита, язык. – Да я вообще не пью, а уж зарулем в особенности.

– «Вообще не пью», – передразнил гаишник и ткнулпальцем с грязным ногтем в бутылку из-под «Медовухи»: – А это чего?

– Лимонад, – начала бормотать я, ощущая, кактяжелый дурман заволакивает голову.

Красномордая физиономия гаишника как-то странно началакривиться во все стороны, глупый смех вырвался из моей груди.

– «Ситро», значит, – издевался милиционер. –«Буратино»…

– «Айрн-Брю», газировка для взрослых, – радостноподтвердила я, и свет для меня померк.

– Дарья, – послышался голос АлександраМихайловича, – открой глазоньки, алкашка убогая.

Я тихонечко пошевелила веками и поморщилась. Свет резал какнож.

– Ну давай, давай, – одобрил приятель.

Я отважно раскрыла глаза и увидела лицо полковника,нависающее в двух сантиметрах от моего носа.

– Ну, – грозно заявил он, – рассказывай, какдошла до жизни такой?