На последней странице ежедневника нашлись телефоны. Ихоказалось всего два: ее собственный рабочий и соседки Твороговой. Потом стояло:«Мама – Комарова Татьяна Андреевна» и адрес. Ради последнего я и полезла вквартиру. Списав названную улицу, водрузила склерозник на место, потом сноваоткрыла. Интересно, поездку к родственникам она тоже заранее запланировала?

Но на глянцевых страничках не было никакого упоминания овизитах к матери или тетке. Скрупулезно записаны будущие посещения каких-тоЛены и Светы, но про мать ничего. Сегодняшний день тоже выглядел обычно –работа, магазин, покупка газет… Что же произошло, если такой человек неожиданносорвался с места?

Я закрыла дверь и отдала ключи по-прежнему стоящей в дверяхсвоей квартиры Твороговой.

Мама Иры находилась в Красногорске на Зеленой улице.

Хотя Красногорск и называется городом, на самом деле ондавно пригород Москвы. Правда, очень провинциальный, уютный. Зеленая улицаполностью соответствовала своему названию. Даже сейчас, в самом конце сентября,деревья еще не потеряли листвы, впрочем, тут почему-то практически одни ели, аони не меняют наряд даже зимой. Странно, что такой крохотный проезд считаютулицей. «Вольво» с трудом втиснулся в пространство между приземистым желтымдомом и гаражом-ракушкой. Больше на Зеленой не было ничего.

Я обошла здание и на торце, возле входа заметила вывеску –«Клиника ь3». Толкнула дверь и оказалась в большом пустом холле. Справа –неработающий гардероб, слева – справочная, но окошко заперто. Постучавбезуспешно несколько минут, пошла на второй этаж и увидела там глухую железнуюдверь без ручки, «глазок» и устройство с двумя кнопками, напоминающее домофон.Нажала одну пупочку, потом другую, затем еще раз – никакого эффекта. Потыкавеще несколько раз в звонок, решила уходить, но тут из динамика донеслось:

– Кто у нас такой нетерпеливый? Ишь, обзвонились!

– Я к Комаровой Татьяне Андреевне.

– Ну да? – изумился голос, и дверь распахнулась.

Толстая-претолстая, но очень молодая женщина возникла впроеме.

– Зачем вам Комарова?

– Поговорить хочу!

– Поговорить… – усмехнулась медсестра, – а вы ктобудете-то?

– Родственница.

– Надо же, – продолжала ухмыляться женщина, –первый раз слышу, что у наших больных родственники есть. Как свезут сюда, так,считай, похоронили, даже мертвых не забирают. Только имейте в виду, еслихотите, чтобы Комарова подписала завещание, так не надейтесь, у нее в головеникогда не светлеет. Впрочем, идите, полюбуйтесь!

Полная дурных предчувствий, я двинулась за бранящейся теткойпо коридору. Внутри отделение выглядело более чем странно – широкий коридор иполное отсутствие дверей в палатах.

Стояла невероятная, какая-то зловещая тишина. На железныхкойках под синими и розовыми байковыми одеялами виднелись больные. Сразу и неразберешь – мужчины или женщины, потому что головы обриты наголо. Пройдякоридор, мы уперлись в другую железную дверь, снова без ручки. Провожатаядостала из кармана халата железный универсальный ключ, вроде того, которым впоезде проводник отпирает купе, и, вставив его в скважину, быстро повернула. Иснова коридор, опять палаты без дверей. Только около одной комнаты пост и сидитдевушка, читающая любовный роман.

– Скажи, Леночка, Комарова в поднадзорной? –осведомилась спутница.

– В третью перевели, успокоилась, – ответиладевица.

И мы снова двинулись по коридору. Наконец возлеотвратительно воняющей палаты притормозили, и медсестра, вталкивая меня втесное помещение, сообщила:

– Глядите, Комарова у окна слева.

На плоской подушке без наволочки покоилась маленькая,размером с кулачок голова старушки. Волос, как и у всех, практически нет,блекло-голубые глазки без всякого выражения смотрят в одну точку, изо ртатянется струйка слюны. Разговаривать с такой невозможно.

– Это Комарова Татьяна Андреевна? – на всякийслучай уточнила я.

– Она самая, – подтвердила медсестра.

Больная открыла рот и издала жуткий воющий вопль.

– Вера, – крикнула толстуха, – кольниКомарову, возбуждаться начинает! – Потом повернулась ко мне и спросила: –Ну как? Понравилась? Поговорили? Может, еще побеседуете?

Я в ужасе затрясла головой:

– Не надо! Что у вас за больница?

– Психушка, – спокойно пояснила баба, –отстойник для отбросов, никому не нужных.

– И что, к Комаровой никто не приходит? – спросилая, пока мы тем же путем шлепали назад.

– Ни к Комаровой, ни к Федоровой, ни к Ваняшиной,вообще ни к кому, – пояснила гренадерша. – Кто о своих родственникахзаботится, давным-давно по приличным местам устроили, деньги платят за уход. Ау нас… – Она безнадежно махнула рукой.

Я отъехала подальше от скорбного места и трясущимися рукамизакурила. «Не дай мне бог сойти с ума, нет, лучше посох да сума». Сколько леттому назад написал поэт эти строки! По-моему, лучше попасть под троллейбус илипоезд метро, чем так лежать день-деньской с потухшим взглядом на продавленнойказенной койке!

Я курила вторую сигарету, чувствуя, как постепенно отступаетпротивная дрожь и разжимается желудок.

Похоже, узнать, куда отправились Савостин с Ирой, непредставляется возможным. Концы обрублены. Обидно пройти такой путь и ткнутьсяносом в запертые двери. Хорошо хоть Полину удалось разыскать! А бедная Надюша?Неужели девочку так и станут в полусонном состоянии таскать по метро? И вообще,кто столкнул с платформы Лиду и Жанну Яковлевну, кто, в конце концов, убилсестер Подушкиных и почему двоих сразу? Кто украл девочек и, главное, зачем всеэто сделано? Я не знаю ни одного ответа на эти вопросы. Неужели так и неразберусь? Как же быть? Искать пропавшего Савостина? Сдается, он постаралсяудрать. Начать розыски неизвестного Алексея Лесникова? Ох, кажется, СергейЯковлевич просто выдумал его, чтобы избавиться от «сестрицы». Тогда какпоступить?

Впрочем, если нищий Павел, рассказывающий мне в бистросистему организации «инвалидов», не врал, есть тоненькая ниточка, за которуюможно попробовать потянуть. Так распускают вязание: дергают за хвостик, ипетельки мгновенно распрямляются.