что было бы неплохо, если Женька в обмен на дежурство на корпусе мне эту сказку и устроит.

– Чего? – спросил он, нагло воруя у меня из тарелки пятнистый оладушек. – А если я не соглашусь?

– Да чтоб ты провалился, – сказала я, к счастью, не уточняя куда. – Тогда рыдать буду. И начну прямо сейчас. Знаешь, как хочется пойти? Поэтому лети, лети, лепесток, через запад на восток, через север, через юг, возвращайся, сделав круг, лишь коснешься ты земли, быть по-моему вели! Вели, чтобы после завтрака Женька пошел с детьми на склад менять белье, а я просто рядом постою.

Функции кастелянши в лагере выполнял Борода. Подушки, наволочки и пододеяльники были единственной подотчетной статьей в «Гудроне», поэтому при недостаче Борода громко ругался неприличными словами, а если белья хватало, то, демонстрируя особую благосклонность, рассказывал тематические анекдоты.

Женька почему-то всегда был вынужден слушать историю про однополую любовь, поэтому ходить к Бороде не любил. Однако сегодня с нами пришло семнадцать детей, поэтому Борода рассказал другой анекдот, чем сделал еще хуже.

– А вот нашепчу я вам одну историю, которая намедни тута случилася, – начал интриговать он, складывая в подставленные детские руки аккуратные квадратики чистого белья. – Шел я мимо детской площадки за главным корпусом, а там две девчушечки сидят в песочнице вот такусенькие, – двумя пальцами Борода показал, какусенькие девчушечки сидели в песочнице, и продолжил раздавать белье. – Одна, значит, плачет, а другая смеется. Я к ним подхожу и спрашиваю: «Ты чаво смеешься?» А одна мне: «Да дядька с крыши только что на асфальт упал: мозги-кишки все вдребезги!» Я, значит, ко второй: «А ты чаво плачешь?» А она мне: «А я не видела-а-а-а!»

Большинство детей посмеялись вместе с Бородой, напускав слюней на белые квадратики белья, но до особо вдумчивых, среди которых оказалась Наташа, тонкий смысл рассказанной истории дошел только на мосту, где она, истерически визжа, чуть не уронила свой квадратик в воду. Оценив всю опасность ситуации, на помощь белому квадратику бросился Женька и, перегнувшись через деревянные перила, поймал выпадающий из Наташиных рук пододеяльник.

– Иисусе, – выдохнул он и услышал характерный треск деревянных перил.

Когда Женьку в разорванных в лоскуты джинсах от Armani вместе с пододеяльником удалось выловить на повороте русла, за чистым бельем уже спешили Анька с Сережей и их отряд.

– Что случилось?! – спросила Анька, тыча пальцем в вылезающего на берег Женьку.

– Цветок работает, – сказала я, не скрывая радости. – Женька с моста упал!

– Ну вот, – всплеснула она руками, – а я не видела!

А потом Борода ругался.

После того как белье было получено, а анекдоты рассказаны, предстояло еще проштемпелевать все пододеяльники и простыни штемпелями «голова» и «ноги» и застелить сорок кроватей, но самое ужасное – в день смены белья не бывает тихого часа, потому что ложиться в чистую постель разрешается только после вечерней помывки.

Вместо сна вожатые должны придумать и провести еще одно мероприятие, желательно подальше от корпуса. Можно было потратить третий лепесток и снова повесить все на Женьку, но неожиданно выяснилось, что абсолютно невзрачные Armani стоят так дорого, что со своим предложением я сначала дважды слетала в Читу, а потом поняла, что лучше обратиться за помощью к Лехе, пока его никто не занял.

– Отряд «Головоногие»! – обратился Леха к детям, построенным в одну ровную шеренгу за четвертым корпусом. – Перед вами карта местной местности.

Из кармана шорт Adadas Леха достал карту Узбекской ССР, ткнул пальцем в Ташкент и медленно пронес ее вдоль всей шеренги. Каждый член отряда, у которого на лбу значилось его расплывающееся название, получил возможность сначала взглянуть на карту, а потом увидеть свое удивленное лицо в зеркальных очках-авиаторах.

Карта заняла свое место в кармане, а из сумки с сухими пайками Леха достал меню на полдник, подписанное Олегом.

– А это – секретные документы. Их мы сожжем в ближайшей просеке, обозначенной на карте кодовым словом «Бухара». Для отправки к месту выполнения спецзадания в две шеренги построились!

«Ноги» сделали шаг вперед и вправо, обретя свои «головы». Я осталась стоять одна.

– Где Чиполлино твой? – спросил Леха и поднес к очкам командирские часы. – Задерживает отправку.

Чтобы не пересказывать Лехе историю с Armani, я с гордостью сообщила, что у меня папа – полковник, поэтому я в состоянии дойти до Бухары без пары.

– Все равно нельзя одной, – покачал головой Леха. – Как там в фильме было? «Арфы нет, возьмите бубен»? Тогда, может, Смуглянку позовем? Или нет, он, наверное, в это время после обходов отсыпается.

После этих слов земля под ногами вдруг потеряла поддерживающие свойства тверди, я оперлась о стену корпуса за спиной и в отражении очков-авиаторов увидела свои испуганные глаза. Сегодня улыбаться было можно, и Леха делал это бессовестно и нагло.

– Я только не понял, что за алый бархат ты хочешь? Это у тебя сексуальные фантазии такие?

Светлые брови выпрыгнули из-под очков, и, не зная, куда спрятаться от этих зеркал, я испуганно залепетала:

– Леша, это вышло случайно. Я не просила ни о чем. Ни тебя, ни Дерево. Я и Аньке-то не хотела рассказывать, просто к слову пришлось!

Леха медленно приспустил на нос очки, подмигнул одним глазом и молча пошел в начало строя.

– Шагом марш! – крикнул он оттуда. – Отрядную песню запе-вай!

Полчаса «Тетя Мотя», у которой было четыре непослушных сына, гуляла по лесным дорожкам, блуждала между старыми соснами, ловила в ручье головастиков и кормила ворон булками из сухих пайков. Возле старого кострища, обозначенного на Лехиной карте как Самарканд, она присела отдохнуть минут на десять, но затем снова двинулась в путь, чтобы успеть до подъема выполнить свою миссию в Бухаре.

Петь в лесу было необычайно приятно. «Головоногие» старались изо всех сил, даже птицы смолкли, заслушавшись. Но до самой Бухары им так и не удалось перекричать Ансамбль песни и пляски Российской армии им. А. В. Александрова, который исполнял в моей голове любимую песню Лолы Викторовны.

Опускаясь на указанное бревно под кусты бузины, я взяла Леху за огромную ладонь и притянула к себе.

– Леша, только не надо мне в этом помогать. Я сама. Не надо никакой картошки и сними уже эти очки! Я как будто сама с собой разговариваю, а выгляжу я сейчас ужасно!

Леха снял очки, зацепил их дужкой за ворот футболки и расстегнул сумку с сухими пайками.

– Я могу пообещать тебе, что не будет никакой картошки, – сказал он, передавая мне первый пакет, – но ты выдала свой секрет не только мне, но и Дереву. Сейчас все само