Тишина. Не ревут сирены, не орут«матюгальники», только изредка свистят по асфальту колеса запоздалой машинки.Пожалуй, погони все-таки нет, а это значит, что пожар на шоссе спокойно погас иникто не хватился бросивших свой пост Сидорова и его напарника, который вовекостанется в памяти Жени безымянным Салагою.

Она передернулась. Вовек, еще чегонедоставало! Вовек бы его не знать, вот что. И забыть как можно скорее!

Неожиданно вякнула рация, но Олег, не глядя,стукнул по ней кулаком, и опять воцарилась тишина.

– Та-ак, – шепнул возбужденно. –Пока тихо. Кажется, можно двигать дальше.

– Куда едем? – бодро спросила Женя, накоторую коньяк оказал поистине магическое действие, заставив забыть обусталости.

– Для начала заглянем домой к Корнюшину, а тампосмотрим. От «Волги» надо бы избавиться. Должны же мои бывшие братья по разумукогда-нибудь очухаться!

И вдруг засмеялся, приобнимая Женю за плечи:

– Пьяному море по колено, да? Помнится, мойдед Макар, царство ему небесное, рассказывал… Дело было в сорок четвертом,где-то в Венгрии. Взяли они железнодорожную станцию и там, на солдатскоесчастье, обнаружили цистерну со спиртом. Шли в наступление, пить было некогда:наполнили фляжки под горлышко и погнали фрицев дальше. Однако атака выдохлась:войско окопалось и стало ждать подкрепления. И тут фашисты пошли в контратаку,авиация крыть начала. Сидят ребятки, затаились, а Макар мой Лаврентьевичвспомнил про флягу – и для сугреву прихлебывает да прихлебывает.

Очнулся – лес, тишина кругом. И никого,главное! Не бомбят, свои рядом в окопе не лежат, да и окопов следа не видно!Где он – в толк не возьмет. Решил идти на восток: всяко наши там, а нигдеиначе. Довольно долго шел и, к его великому удивлению, выбрался-таки к линиифронта, но только со стороны немецкого тыла.

Ну, как дед через фронт перебирался, как дваранения получил – это совсем другая история.

Добрался до своих раненый, попал в медсанбат,потом еще полечился – но так и не мог вспомнить, что с ним происходило. А когдавернулся в свою часть, ребята-сослуживцы рассказали, как было дело…

Когда тот налет кончился, кончился и боезапасво фляжке. Выскочил Макар Лаврентьевич из окопа в полный рост и с криком: «ЗаРодину! За Сталина!» – рванул вперед. Да этак зажигательно, что за ним все ватаку бросились. Мало того, что контратаку фашистов отбили, так еще истратегическую высотку заняли. А дед, видимо, так разогнался на выпитомгорючем, что еще километра три-четыре пробежал. За тот подвиг его, кстати, кордену представили!

Женя откинулась на спинку, блаженно смеясь:

– Это про меня! Заяц во хмелю, вернее,зайчиха. Ну, пробежать я три-четыре километра вряд ли смогу, однако на колесах– хоть триста!

– Зачем так далеко? – успокоилОлег. – Дом Корнюшина рядышком, не заплутаться бы только в проулочках.

Да, поплутать пришлось… Дома черными громадамибесконечно высовывались из тьмы, «Волга» переваливалась с боку на бок повыбоинам, порою не уступавшим давешним проселочным колеям, но вот наконец Олегоблегченно вздохнул:

– Достигли цели, слава те…

Женя узнала место, где вчера сидела,заблокированная в «Тойоте», – и выскочила наружу еще раньше Олега.

Он ничего не сказал на это – только головойпокачал и выдернул из-за пояса пистолет.

Единственным их трофеем (кроме машины,разумеется!) был электрический фонарик, и он здорово пригодился сейчас: свет вподъезде не горел.

Бесшумно поднялись на третий этаж.

Олег осветил дверь квартиры Корнюшина иприщелкнул пальцами. Это был условный знак Жене: затаиться, не высовываться.Она послушно отступила, успев, однако, увидеть то, что насторожило Олега:темную щель возле косяка.

Дверь-то не заперта, даже наоборот…

Неужели они опять опоздали? Неужели сейчасвойдут, а там, в углу, скорчившись…

И опять ударило по глазам воспоминание:поджатые ноги, угловато выставленное плечо… тот человек на даче. И дверь,которая медленно приоткрывается, а за ней…

Она встряхнулась: Олег вошел в квартиру. Тутуж Женя ничего не могла с собой поделать: бесшумно взлетела на площадку,прижалась к стене, ловя каждый звук, доносившийся из темного дверного проема.

Вернее, не доносившийся. Звуков не было слышноникаких. И когда эта неестественная тишина окончательно вывернула Жене нервынаизнанку и она почти поверила, что Олег, едва войдя, получил удар, былподхвачен убийцей и брошен где-то в углу, рядом с Корнюшиным, тогда-то ипослышался тихий свист.

Все в порядке! Это сигнал ей: можно войти!

Ноги от облегчения подкашивались, когда онапереступала порог. Олег оказался тут как тут: ладонью заботливо заслонил ейглаза, а сам включил свет в прихожей. Щелкнул замок.

Женя вывернулась из-под его руки, огляделась,щурясь:

– Ого! Это ты споткнулся?

Дорожка смята комом, обувь раскидана.

– Чуть было не… – кивнул Олег. – Чудом нерастянулся. В квартире такой тарарам, однако ни души.

– А Корнюшин?

– Нет ни живого, ни мертвого. Пошли в комнату,мне позвонить надо. Только, ради бога, ни к чему не прикасайся: пальчики,пальчики… Совсем ни к чему, чтобы все происшествия сегодняшнего вечера связалиеще и с этой квартирой.

Женя перебралась через свалку в прихожей,потом через свалку в комнате и притулилась на ручке кресла. Олег тотчасвыключил свет и, помигивая фонариком, начал набирать номер, держа трубкуплатком. Женя съежилась. Несмотря на духоту, ее все еще знобило. К тому жетабаком воняло одуряюще. Некоторые сорта она просто не выносила, сразуначиналась аллергическая тошнота. «Примой», что ли, разит? Кто в наше времякурит «Приму», интересно? Ничего, надо потерпеть.