Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Волга», взревев, вылетела из-за поворота.Опять мелькнула музкомедия, чем-то похожая на пагоду, потом ограда стадиона,черный силуэт памятника Пушкину около пединститута, а потом обочины слились внечто неразличимое.
Олег пощелкал тумблером на панели приборов,поднес к губам микрофон:
– Водитель «Волги» 42-12, остановите машину!
Повернулся к Жене, сверкнул яростной улыбкой:
– Тебе это ничего не напоминает? С точностьюдо наоборот, а? – И опять: – Водитель «Волги» 42-12, остановитесь!
Взвыла сирена, ей отозвалось эхо, и вдруг… ивдруг, обгоняя их, на магистраль вылетел серый патрульный фургончик,рассыпающий по сторонам брызги синего света и орущий:
– Водитель автомашины 42-12, примите кобочине!
– Мама дорогая, – растерянно сказал Олег,роняя микрофон на колени, – разве я звал на помощь?
«Рафик» был, видимо, бодр и свеж, как этотутренний воздух, и, являясь достойным соперником корнюшинской «Волге», шелпочти вровень с ней, надсаживаясь:
– Водитель автомашины 42-12, примите кобочине! Вынужден буду применить оружие!
– Молодой ишшо, – проворчал Олег,вслушиваясь в высокий, захлебывающийся от азарта голос. – Ну кударазогнался, сила нечистая?!
Он прибавлял и прибавлял скорость, однакоСидоров с напарником вряд ли холили и лелеяли в свое время казенное имущество,да и бой быков на владивостокском шоссе плюс последующая скачка с препятствиямисыграли свою роковую роль. «Волга» громыхала, стонала, кряхтела – и безнадежноотставала.
– Хоть бы спросил, кого гонит, куда,зачем! – сокрушался Олег, тащась в кильватере погони, которая жила теперьсовершенно самостоятельной, независимой от него жизнью.
Редкие автомобили, попадающиеся навстречу,жались к обочине.
– По-моему, это дорога в аэропорт, –пробормотала Женя.
– Да. Но неужели он настолько глуп? Ночью ведьнет рейсов. Разве что на первый московский рвется? Этому шалому щенку никто немешает вызвать по рации подмогу, нашего подопечного зажмут в аэропорту в такую«коробочку», что… Ага! Этого я и боялся!
Темно-серая «Волга» резко вильнула напросторную развязку, слетела под мост, вынырнула с другой стороны и, пропыливпо пустырю, скрылась во дворе многоэтажки, позади которой толпился еще сдесяток таких же, схожих с ней, как близнецы.
«Рафик» рванулся следом, за ними – Олег, резкосбавивший скорость.
– Быстрей, да быстрей же! – застоналаЖеня.
– Ты что, хочешь объясняться с нашимдобровольным союзником? – огрызнулся Олег. – Все, погоня закончена,упустили мы его. Выходим, только тихо.
Он бесшумно побежал через двор, держась втени. Женя плелась следом, начиная понимать, что произошло. Да, ведь этотнеизвестный, убийца, не полный идиот. «Волга» 42-12 уже наверняка пуста. А ееводитель, который ну никак не хотел «принять к обочине», канул в безнадежноеникуда.
Дойдя до угла дома, Олег приостановился,выглянул. Женя пристроилась рядом, вытянув шею.
Ну да, так оно и есть. Вот пресловутая «Волга»– дверца нараспашку, вот «рафик» в аналогичном состоянии, рядом топчетсяюношески-худощавая фигура.
– Наберут детей во флот! – вздохнулОлег. – Ну что ж, когда Корнюшин очухается и заявит об угоне, все, можетбыть, и встанет на свои места, а пока у этого мальчишки долго будет крышаехать. Ладно, пошли. На сегодня все. И на вчера тоже. А также на позавчера.
– У меня такое ощущение, что я в Хабаровске нетри дня, а уже три года, – бессильно вздохнула Женя. – И за все этовремя мне ни разу не удалось ни поесть, ни поспать!
* * *
«Cмерть – это лучшее из утешений, котороетолько может быть. Все проходит! Все беды минуют, обиды иссякнут!»
Стоит осознать это – и легче становится надуше. Древние осознавали это еще лучше, чем мы:
Разве долго продлится пора гостеванья земного?
Время, как сон, промелькнет —
И «добро пожаловать!» – скажут
В полях Заката пришельцу!
Из дневника убийцы
* * *
И в эту ночь заснули не сразу, но все-таки ещезадолго до того, как за окном начал брезжить поздний августовский рассвет.Впрочем, в Хабаровске по сравнению с Нижним вообще светает поздно. И только,чудилось, смежила Женя ресницы, как некая злая сила начала прошивать реденькоеполотнище дремоты стежками телефонных звонков: тр-рр! тр-рр!
Один раз Женя дернулась было встать, но Олегслегка похлопал по бедру: лежи, мол! – и она уснула накрепко, с блаженнойулыбкой: я не одна, он рядом, он все сделает сам, какое счастье! Ибо нет насвете сильной женщины, которая не мечтала бы стать слабой.
Ее разбудили голоса: бубнили да бубнили застенкой, словно два больших сердитых шмеля.
Женя открыла глаза, с трудом подняла затекшуюруку, взглянула на часы: ого, двенадцать! Какой прогресс! Позавчера онапроснулась в четыре, вчера – в два, сегодня – в полдень. Кажется, разница вовремени постепенно перестает оказывать свое разлагающее влияние!
Села, чувствуя себя совершенно отдохнувшей итолько традиционно зверски голодной. Вспомнила, что вчера ночью подъелиподчистую все сосиски и помидоры (а поскольку в них было что-то подмешано ивпрыснуто, долго не могли потом угомониться). Огляделась в поисках Олега инахмурилась, увидев на полу посреди комнаты свою сумку, собранную, будто длядороги. Хотя ведь ее до сих пор не удосужились разобрать. Но вроде бы онастояла еще вчера в углу? Что бы это значило?
Дверь на кухню была плотно прикрыта, там-то ибубнили мужские голоса. Женя в полном недоумении прокралась под душ, потомобратно. Интересно, какая сегодня боевая обстановка, как одеваться? Хорошо быуниверсальные джинсы, однако они за последние сутки пришли в совершеннобезобразное состояние. Кроссовки тоже, но их можно быстро отмыть, что и былосделано. Джинсы сунула на дно сумки, надела маечку и легкие вельветовые брюки:и красиво, и опять можно галопировать по тайге. Господи, помилуй!
Тут из кухни выглянул Олег:
– Привет! О, уже готова к труду и обороне? Утебя батюшка часом не военный был?
– А что? – осторожно спросила Женя, подозрительнокосясь на Сашу Лю, который сидел за кухонным столом, прихлебывая кофеек исильно откусывая от чего-то большого и пышного, вроде сдобной булки.
О, так они, выходит, не все приели нынченочью? Оставалась какая-то заначка?