– Больно быстро собираешься, – сказалОлег. – Такая выучка обычно в офицерских семьях: готовность номер один.Или, может, у тебя не отец, а…

– Не была, не состояла, не участвовала, –сухо ответила Женя. – У нас гости, я вижу?

Тотчас вспыхнула, прикусила язык. Черт знает,как сорвалось это «у нас»! И черт знает, почему вдруг подползли, опутали всебылые комплексы, вроде бы напрочь изгнанные, как бесы.

– Пошли кофе пить, – как ни в чем небывало сказал Олег. – Сашка там кучу всякой еды приволок.

Сыр, масло, свежайшие булочки, кофе… У Жениразбежались глаза, комплексы тоже.

– Вы машину-то забрали? – спросиланаконец, когда смогла говорить.

Все это время мужчины поглядывали на нее свеликолепной снисходительностью, словно сами не выпили чашки по три кофе, несъели по шесть или семь бутербродов. А Олег вообще пил кофе с молоком! Ну чтож, не она одна проголодалась.

– А то! – кивнул Саша. – Рано-ранопоутру ваш знакомый сторож едва глаза продрал. Ох, и материл же он меня! Ну апро вас и говорить нечего. Потом мы с ним почти сдружились на почве общей беды,причиненной одной и той же бандой угонщиков машин. Просил сообщить немедля,если что-нибудь узнаю про его «уазик».

«Значит, Андрюхин еще не подозревает, чтопроизошло на шоссе», – поняла Женя.

Олег кивнул, словно прочитав ее мысли:

– К тому времени до него еще не долетеламолва. А вот к этому – очень может быть. И единственное средство для Андрюхинаотмазаться от этой грязи – как можно скорее замазать нас: подать заявление обугоне.

– Может, он и заявил уже, – кивнулСаша. – Мужик швыдкий!

– Тут вот какие новости, – глянул сулыбкой Олег. – Катя сообщает, что никто в ГИБДД знать не знает никакогоСидорова. Вообще нет у них человека с такой фамилией, ни прапора, ни генерала.А пост на том повороте вообще снят три месяца назад, одна будочка осталась.То-то тьма там такая стояла! И все это значит, что мы с тобой натолкнулись навольных стрелков, одиноких волков, а вернее – шакалов. И все прибамбасы на«волжанке» были отнюдь не казенные, так что не обязательно было ее кидатьпосреди улицы. Эх, знал бы, сразу загнал в свой гараж, еще бы не разпригодилась для гонок по ночному городу! Сплоховал я тут. Во всем и всегданужно идти до конца, и неуважение к закону – не исключение.

– А вдруг она там стоит еще, околостадиона? – с надеждой спросила Женя. – Вдруг еще не поздно?

– Увы! – махнул рукой Олег. – Ужебегал, глядел. При мне ее и отбуксировали. А знаешь, что самое смешное? Тянулнашу тачанку-растачанку серый омоновский «рафик», а рядом суетился этакийхуденький Павка Корчагин. И что-то в его облике показалось мне до боли родным изнакомым.

– Думаешь, тот самый полуночный ковбой? –невольно улыбнулась Женя.

– Уверен. Ай молодец мальчик. Нет на негоугомону! Глядишь, и к нам с тобой подберется. Дай ему бог здоровья и долгойжизни, на пулю не нарваться, нюх не потерять, не скурвиться и генералом вотставку выйти! – пожелал вдруг Олег с такой обезоруживающей искренностью,что даже Саша Лю спрятал ухмылку, и только узкие глаза его вовсе потонули втяжелых веках.

– А про Андрюхина выяснили что-нибудь? – спросилаЖеня.

– Какой он Андрюхин? Ворон, а не мельник!Десятник его фамилия, Десятник Семен Семенович, 1944 года рождения, бывший…нет, не зек, как можно было предполагать, а совершенно даже наоборот, вертухай [6], списанный вчистую поболезни: якобы чахоточный. Знаем мы этих чахоточных, еще твой земляк СергейВасильевич Максимов описывал в «Каторге и ссылке», как все это делается. Азнаешь, кто рекомендовал его на теплое и уютное местечко в Маньчжурку? КириллПетрович Корнюшин, наш знакомец! И если вспомнить известную тебе бирочку…Ладно, – прервал Олег сам себя, – если заведусь описывать ход своихмыслей, получится, как у Пуаро: долго, цветисто и занудно. А через полчасаначинается регистрация на рейс Хабаровск – Москва.

Женя почувствовала, как похолодели щеки.

Так вот оно что… Нет, не может быть, чтобы ужесейчас, чтобы вот так сразу!

Саша Лю глянул на нее исподтишка – и вдругрезко встал, пошел к выходу:

– Ну ладно, ребята, я в машине подожду. Толькодавайте побыстрее, чтоб не в обрез, а то угодим на Гаражной в пробку – и все,хана, сейчас время самое пробочное.

Повозился с чем-то в прихожей и вышел, хлопнувдверью.

– С чего это так вдруг? – выговориланаконец Женя и даже сама удивилась спокойствию своего голоса.

– Грушин звонил сто раз, – Олег суетливоубирал со стола. – Я ему поведал обо всех наших приключениях. И так,похоже, поседел мужик за эти сутки, а тут и вовсе волосики начали опадать, каклистья дуба с того ясеня. Криком кричит, чтоб ты возвращалась немедленно.

– А как же Корнюшин?

– Что Корнюшин? – Олег пожалплечами. – Он жив-здоров. Братья по разуму нашли-таки его в «Танатосе»,отвезли в больницу, на Серышева, 36. А, ты ведь не знаешь! В Хабаровскесказать: на Серышева, 36 – все равно что у вас в Нижнем Новгороде – на Ульяноваили на улицу Июльских дней, а в Москве – на Канатчикову дачу. Пациент скореежив, чем мертв, однако от шока отойдет не скоро. Главное же, туда к нему толькогруппа «Альфа» смогла бы прорваться, но ее, говорят, распустили. То естьКорнюшин сейчас в полнейшей безопасности. И вообще, если судить по случаю сКлимовым, эта бомба дважды в одну воронку не бьет. Важно, что соблюден ритуал:похороны заживо. Ведь задержись мы минут на двадцать – похороны и впрямьсостоялись бы!

– То есть Грушин считает, что мне здесь большеделать нечего? – с ломким спокойствием спросила Женя.

– Вроде так.

– И отдал распоряжение возвращаться?

– Скажем, настоятельно просил. Впрочем, можешьсама ему позвонить. Он, собственно, даже просил, чтобы ты позвонила. Бедолагаза вчерашний день обшмонал по телефону все хабаровские гостиницы, ни в однойтебя, естественно, не нашел, ну и вообразил черт-те что. Я ему все путемобъяснил: мол, вернулись из рейда под утро, чуть живые, о каких гостиницахмогла идти речь?

– Так и сказал? – бледно усмехнуласьЖеня.

– Ну да.

– А про меч не забыл сообщить?

– Что?!

У Олега брови взлетели выше лба, но Женя ужевыскочила из кухни.