Сноровисто охлопал бесчувственного Сидорова,потом его ошалевшего от ужаса подельника. Все трофеи: два пистолета (выбив изних обоймы), нож, кастет – зашвырнул в кусты, но не рядом, а в разные стороны,сопроводив ласковым присловьем:

– Летите, голуби!

Сноровисто – ноги к рукам – связал Салагу,свалил рядом с Сидоровым:

– Пока что полежите, ребята. Но если кто-то извас пикнет, это самое «пока» мгновенно иссякнет.

Женя вдруг выронила пистолет, схватилась загорло, ощущая, как все вокруг затягивается серым маревом, но Олег стиснул еепальцы и не более нежно, чем в свое время Салага, вздернул на ноги. Потащил засобой. Она покорно брела – без мыслей, давясь криком.

Олег опустился на корточки, заставил Женюнагнуться, тыкал в догорающий черный скелет «уазика»:

– Смотри! Вон там кабина, вон там я сидел, вонтам ты, видишь? Я тебя вытолкнул и сам успел выскочить, ясно! Машинавзорвалась, когда меня там уже не было. Ты видишь? Видишь меня?

Повернул к себе, схватил за запястья, провелими по своим щекам:

– Узнаешь? Это я, я!

Женя всматривалась, вслушивалась.

– А я? – спросила, еле шевеля губами.

– Что? – сдвинул брови Олег.

– Я с тобой?

– Ну да, ясно же!

– Где… я где? Мы?

– Здесь, здесь, – тяжело вздохнулОлег, – пока не там, уверяю тебя.

Она опять недоверчиво провела пальцем по егощеке, улыбнулась слабо, еще не в силах постигнуть случившееся.

– Погоди-ка, – сказал Олег и потащил ее кмилицейской «Волге», по пути еще раз оглядев пленных.

Сидоров, похоже, собирался очнуться еще нескоро, а Салага на их приближение среагировал правильно: старательно уткнулсяносом в землю.

– Вот хитрецы, – проворчал Олег. –Вторую-то машину на повороте поставили. Кто увидит пожар, вздумает сунуться – атут на тебе, уже менты оперативно работают. Хотя перестраховались: ну кто сюдапотащится, какой такой больной?

Сунулся в кабину, пошарил одной рукой, так ине выпуская Жениных пальцев, вынырнул с довольной улыбкой:

– Вот оно!

Потряс перед Жениным лицом фляжкой:

– Полнехонька, гляди! Моя милиция менябережет!

Быстро глотнул – и брови изумленно взлетели:

– Да это же греческий коньячишко ростовскогоразлива! «Арго»… нет, «Александр». Эстеты… – Оглянулся на двапокорно-неподвижных тела: – Кто бы мог подумать?! Или реквизнули у кого-то? Авпрочем, какая разница! Пей, – скомандовал Жене и, когда та замешкалась,всунул горлышко чуть ли не в зубы: – Пей, тебе говорят!

Она послушно глотнула, не ощутив никакоговкуса, только горло обожгло.

– Еще пей! – приказал Олег.

Женя отстранилась:

– Почему?

– Что?

– Почему ты такой?.. – У нее перехватилогорло.

Мгновение Олег смотрел растерянно, потом полицу прошла судорога:

– А нарочно. Чтоб не думала, будто я призрак.Я же понимаю, что… – Задохнулся, глотнул из фляги: – Понимаю, что ты испытала.Я сначала тоже валялся без сознания, странно, что они на меня не наткнулись, апотом никак не мог найти позицию, чтобы стрелять и тебя ненароком не задеть. Ичтоб наверняка: патронов-то всего два было! Повезло, слава богу! – быстроперекрестился фляжкой, расплескивая коньяк. – Ужасно боюсь, что у тебясейчас начнется истерика, а как в чувство приводить? По щекам тебя и такдостаточно хлестали сегодня. Тем же способом, что на берегу? – попыталсяусмехнуться, но получилось плохо. – Тоже, знаешь, нагляделась ты намужиков… Не могу, чтобы ты меня и их рядом видела, понимаешь? Так что выпейлучше еще – и поедем. Надо отсюда убираться, лететь, словно на крыльях!

– На чем? – спросила Женя, послушносделав глоток, и второй, и третий, но не ощутив даже ожога в горле. –Лететь будем на чем?

Олег не отвечал: стоял, чуть согнувшись,прижав руку к груди. Покачнулся…

Женя, выронив фляжку, метнулась к нему,подхватила.

– Ничего, – выдохнул он, сильножмурясь. – Сейчас… пройдет. Говорил мне Степан Федорыч Крашенинников,великий хирург: «Не пей, братец!» И далее по тексту. Нельзя мне коньяк, ты ужприглядывай за мной, а то напьюсь – буянить буду, еще зашибу ненароком.

Помолчал, медленно выпрямился. Открыл глаза:

– Это ты? А я… где?

– Как это? – растерялась Женя – и вдруг,сообразив, залилась тихим, захлебывающимся смехом: смеялась да смеялась, никакне могла остановиться.

– О господи, – вздохнул Олег. – Такэто за тобой, оказывается, надо приглядывать, чтоб не напилась! Пошли, горюшкомое.

– Сейчас, – пробормотала Женя, недвигаясь с места, глядя на него, трогая, но все еще не веря, не веря…

– Ну хорошо, – кивнул Олег. – Толькоодин разок – и сматываемся отсюда, пока еще какие-нибудь коршуны не налетели.Только, чур, не плакать, ладно? Очень тебя прошу!

– Не буду, – шепнула Женя, поднимая кнему лицо.

Приблизился и впился в рот жестко, грубо, доболи, потом вдруг, словно спохватившись, начал целовать ее дрожащие губыласково, едва касаясь.

– Ну, – выдохнул чуть слышно, –теперь узнала? Это я?

– Ты… ты…

* * *

– Сигналя во всю мочь, с включенными фарами, яворвалась на Пулаковскую, как четыре всадника Апокалипсиса, вместе взятые… –пробормотала Женя, едва слыша свои слова за ревом сирены.

Однако Олег расслышал, покосился изумленно, нототчас кивнул с улыбкой:

– Классика? Да уж, весьма похоже!

Весьма, что и говорить! Олег включил сирену«Волги» и мигалку метров за двести до стоящего на въезде в Хабаровск постаГИБДД, однако напрасно старался: пост оказался не столько стоящим, сколькомирно спящим. И сколько ни всматривались они потом в четыре глаза в зеркальца,ожидая позади новой погони или хоть какой-то суеты у поста, так и не дождались.Впрочем, едва оказавшись в черте города, Олег убрал все шумовые и световыеэффекты, и они пролетели по главному шоссе почти бесшумной стрелой, вскоре,впрочем, свернув с него в сумятицу переулков. Погасив все фары, Олег нырнул впервый попавшийся двор и притулился в густой тени раскидистых тополей,приоткрыв дверцу и чутко прислушиваясь к ночным звукам.