– Его мама умерла, и это выбило его из колеи.

– Я давал ей таблетки.

– Келлан знал это и не держал на тебя зла.

– Я оставил Кристи, чтобы ее нашел Кел, просто чтобы мне не пришлось иметь дело с прессой. Потому что я украл книгу и чертовски боялся любого знака внимания.

– Ты совершил ужасный поступок, который нужно было исправить. Но он простил тебя. Это написано чернилами по бумаге.

– Как я и сказал – слишком наивен для его же блага.

– Ты мало веришь своему сыну. У него была свобода действий, и он мог сам выбирать, кого прощать.

– Да. У него была свобода действий. Пока я его не убил, Шарлотта. Он нуждался во мне после смерти его мамы, а я отослал его прочь.

– Ты тоже боролся с ее смертью.

Келлан отметил это. В «Милом Яде». Что он больше никогда не подвергал сомнению любовь Терри к Кристи после того, как нашел его со сложенными руками, стоящим на коленях перед ее кроватью и умоляющим высшую силу забрать и его тоже.

– Я не поэтому отправил его к Тейту.

Я резко вскинула голову, как от удара хлыстом.

– Что?

– Я бросил его, потому что не мог на него смотреть!

Я не осмеливалась задать вопрос. Казалось, что я наступила на стекло, и, если пошевелюсь, оно глубже вонзится в кожу и высосет из меня всю кровь.

Должно быть, Терри воспринял мое молчание как отступление, потому что из его горла вырвался резкий смех. Сломанный, искривленный и страдающий.

– Ты видела мои грехи на этих страницах и до сих пор думаешь, что я стою десять центов?

– Не имеет значения, что я думаю. Ты не мне причинил боль. Келлану. Его мнение – единственное, что имеет значение, и он подумал, что тебя стоит боготворить. Ты достоин прощения. В тебе есть то, что нравилось Келлану, и он хотел это перенять. Я не могу указывать тебе, как поступать со своей жизнью, но если бы я знала, что Келлан был обо мне такого мнения, то нашла бы ту черту, которую он во мне любил, и почтила бы его, используя ее в полной мере.

– Я ужасный отец, Шарлотта. Я умру ужасным отцом. Уже слишком поздно.

– Это не так. У тебя еще есть Тейт. Тейт жив и дышит.

И, испытывая такую сильную боль, он тонет.

– Этот корабль уплыл. Он на другом конце света и погрузился на дно Тихого океана.

– Ты должен попробовать.

– Татум скорее расстанется со своими яйцами, чем позволит мне загладить вину, – Терри провел ладонью по лицу. – И Келлан…

Я покачала головой, не давая ему закончить.

– Может, я не знала Келлана так хорошо, как думала, но знаю его достаточно хорошо, чтобы понять: «Милый Яд» – это твое искупление. Он бы так и подумал.

– Вы правы, мисс Ричардс. Ты не знаешь Келлана так хорошо, как ты думала.

– Я не могу заставить тебя поверить мне, но ты увидишь. Когда его книга выйдет в свет и все смогут ее прочитать, признавая его несомненный талант, свидетелями которого мы имели честь быть, ты увидишь. Это самый большой подарок, который ты можешь сделать ему. А Тейт… Еще не слишком поздно все исправить и с Тейтом.

– Думаешь, я не хочу загладить свою вину перед Тейтом? Что он не единственная причина, по которой я пока еще дышу? Смерть слишком щедра для такого ублюдка, как я. Так что нет. Уже слишком поздно налаживать отношения с Тейтом. Я этого не заслуживаю. Самое меньшее, что я могу сделать, – это остаться в живых, чтобы ему было кого ненавидеть. Чтобы напоминать ему, что на самом деле виноват в смерти Келлана не он. А я.

Не было ни малейшего шума.

Один-единственный шаг.

Мой взгляд метнулся к двери.

Я встретилась глазами с Тейтом через щель.

Признание Терри было стрелой, и она попала прямо в сердце его старшего сына.

Глава шестьдесят восьмая

= Шарлотта =

Счастливые полосы имели свойство заканчиваться.

Так что меня не удивило, когда Лия с шумом вернулась домой со своего свидания.

Буквально.

Она захлопнула за собой дверь. Громко. Как будто высказывала какую-то точку зрения. И что ж, это могло предназначаться только для двух человек.

И я не думала, что для меня.

Она сбросила туфли у двери. Каблуки срикошетили от стены и приземлились в метре от нее.

Она что-то пробормотала себе под нос.

Я разобрала только имя Джоны, «в отчаянии», и «ему стоило бы знать».

О нет, Джона. Что ты натворил?

Я достала телефон, чтобы написать ему, а Лия тем временем сорвала с себя свитер, стягивая его с рук. Я смотрела, как моя помешанная на чистоте сестра бросает одежду на ковер посреди гостиной.

Какой ужас.

– Как прошло свидание?

– Идеально, – прорычала она.

– Ладно. Если ты так говоришь, – я отправила Джоне сердитое сообщение с восклицательными знаками. – Не хочешь обсудить, почему ты расстроена?

– Я не уверена в себе! – внезапно вырвалось у нее, как из неожиданного проснувшегося спящего вулкана. – Это ты хочешь услышать? Джона не виноват, что девчонки клеятся к нему, пока он со мной на свидании. Во всем виновато мое дурацкое лицо, но точно не он.

Плохо. Все очень плохо.

– Он обращал на них внимание?

– Нет. Чарли Ханнэму-младшему[29] и не пришлось этого делать. Они красивы и совершенны. С неповрежденной кожей. Без шрамов. Безупречные. Все, чем я никогда не буду, – выдавила она из себя, сорвав с волос резинку и позволяя локонам упасть на лицо.

Лия сминала в руке пакет с салфетками для макияжа. Он упал на пол после того, как она вытащила последнюю салфетку, яростно проводя влажной тканью по своим шрамам.

Раздался стук в дверь.

Лия зарычала.

– Ты можешь открыть?

Я показала на полотенце, туже натягивая его вокруг груди.

– Лучше не стоит. Я не одета.

– На мне нет макияжа.

– Лия! – я попыталась вложить немного здравого смысла в ее мозг. Она не могла носить маску каждый раз, когда выходила из дома в мир.

Лия тяжело вздохнула, протопала к двери и поднялась на цыпочки, чтобы посмотреть в глазок. Она застонала, развернулась и прижалась затылком к крошечному участку стены рядом с ним.

– Черт.

И еще один стук.

На этот раз он прогремел и не прекратился.

Лия не двигалась, без сомнения, молясь, чтобы посетитель развернулся и ушел. Стук прекратился.

– Я слышал, как ты несла всякую чушь, – сказал Джона с другой стороны двери. – Поэтому я знаю, что ты знаешь, что я здесь. Немного недоволен своим прозвищем, но все же. Мы будем вести себя по-взрослому, или ты намерена прятаться? Хочешь немного помочь, Шар?

Я подавила смешок, прислонившись к дверному косяку своей спальни.

– Прекрасно, – отрезала Лия. – Дай мне пять минут. Я скоро открою.

– Нет. Сейчас.

– Прости?

– Я хочу видеть твое лицо прямо сейчас. Без косметики.

– Ты не знаешь, о чем просишь, – ее голос дрожал. Мое сердце разрывалось в груди.

– Черт возьми, испытай меня, Чашечка.

Наступила тишина.

Лия сделала шаг назад, уставившись на дверь. У меня перехватило дыхание. Я хотела закричать на сестру, призвать ее сделать это, совершить прыжок, но я знала, что это был ее момент. Ее решение. Ее история, которую она должна написать для себя.

Потому что этим мы все и являлись по сути. Авторами наших собственных историй. Кривой путь в виде мрачного поворота отразился на истории Лии, зияющая чернилами дыра в ее «Долго и счастливо», но она еще могла перевернуть страницу. Еще могла бы ускакать навстречу закату с принцем с сияющей татуировкой на рукаве. Не на лошади, а на «Харлее».

Лия сделала еще один шаг от Джона.

– Лия, – его голос сорвался.

И еще шаг.

Нет, пожалуйста, нет.

Она повернулась спиной к двери, уходя от него.

Слезы затуманили мое зрение.

Джона вздохнул.

– Ты такая упрямая. Я бы в мгновение ока забрал все твои шрамы и носил их, как гребаные «Ливайсы», если бы мог.

Лия остановилась. Я стиснула пальцы, умоляя ее увидеть правду. Его правду. Что ему не все равно. Что ее шрамы не определяли ее.

Она вытаращила глаза.

Осознала?

Я не смела дышать. Слеза скатилась по ее щеке.

Вот и все, Лия. Послушай его. Он говорит правду.

Джона видел лишь сексуальную, милую девушку из квартиры напротив, которая кормила осиротевшего лисенка, растила сестру, когда ей было восемнадцать, прошла сквозь огонь ради любимых людей и заботилась о его ребенке.