– Доктор, уже три недели болеем. Участковый четыре раза приходил. То одно, то другое. Антибиотики пьем десятый день, а толку нет.

Сначала надо было как минимум послушать легкие, для осуществления чего мне пришлось отойти в уголок смотровой и как следует высморкаться. Мужичок при моем приближении с фонендоскопом немного напрягся.

– А что это вы, доктор, сами болеете? Как это так? Доктор не имеет права болеть, он должен быть всегда здоров.

Мой запас терпения на сегодня был исчерпан:

– Вы так думаете? Получается, мы не люди?

– Да нет, что вы! Я не про это.

– А про что?

– Ну, это так просто… это я пошутил.

Мужик растянул губы в дурацкой улыбке, оголив ряды ужасно прокуренных зубов. Легкие его тоже звучали страданием, как и челюсти: звук был пустой и немелодичный, с резким свистящим аккомпанементом, а на верхушке справа пропадал совсем.

М-да, батенька, хорошо, если это просто пневмония.

– Курите давно?

– Да лет с семнадцати.

Жена опять продолжила за него:

– Ой, да что только не делали! И таблетки, и пластыри, и кодировали – ничего не помогает. Курит, и все. Кашляет по утрам страшно.

– Понятно, понятно. Ну, ничего, сейчас сделаем снимок, а там решим.

Парочка удалилась в рентген-кабинет: она впереди, а он по привычке за ней.

Интересно все-таки. Значит, нельзя вам болеть, доктор. Всем можно, все нуждаются в поддержке и помощи, особенно когда совсем плохо, действительно плохо. А вам, доктор, получается, что нет. Или страдающий имеет право на жестокость?

Размышления были прерваны полученным рентгеновским снимком: на верхушке справа было что угодно, но только не пневмония.

М-да, если сейчас положу его на отделение и завтра выяснится, что там туберкулез – получу по голове. Самый лучший выход: в инфекцию, а там пусть разгребают… Заодно и меня рядом на коврике положите, если доктор Сорокина, конечно, имеет право поболеть…

Как бы так изловчиться, чтобы дотянуть до утра и не умереть…

Решено и сделано – через десять минут мужик и его жена отправились в инфекционный корпус. В час спустился Славка из оперблока, уселся на постовом стульчике и стал наблюдать, как я дописываю карточки.

– Мадам, это невыносимо – слушать ваш насморк.

– Ну и не смотри. Найди кого покрасивше.

Люся тут же вступила в дебаты:

– Елена Андреевна, ну что вы! Доктор же любя.

Вот это круто: уже никто и не пытается соблюсти хоть какую-то видимость. Люсинда удалилась в сестринскую ставить чайник, Славка чмокнул меня в лоб и снова отбыл в операционную.

Около двух все угомонилось, и я, совершенно уже ничего не соображая от головной боли, завалилась на свой диванчик. Лежала и тихонько поскуливала. Люсинда приволокла чайник и мед. Напившись чаю и наглотавшись в очередной раз аспирина, я провалилась в пустоту. Около шести разбудил визг тормозов, причем явно не «Скорой помощи». Рядом с моим окошком припарковался огромный джип, из него вывалились – в прямом смысле этого слова – два приличных господина. У одного из кармана пиджака торчала бутылка чего-то очень дорогого. Пошатываясь, но в целом вполне целеустремленно, мужчины направились к двери приемного. Сердце сжалось: надежды на то, что их интересовал травматолог, хирург или гинеколог, было очень мало. Через секунду послышался Люсин недовольный бас вперемешку с пьяным похрюкиванием и наконец приговор через стенку:

– Елена Андреевна, тут по вашу душу.

Прежде чем выйти, пришлось несколько минут потратить на высмаркивание, полоскание горла и просто умывание, чтобы не испугать людей. Мужчины мирно сидели на скамейке для больных в пустом коридоре, не выражая никакой агрессии.

– Девушка, дорогая, нам бы это, как его… совещание утром в десять часов… Как бы так, чтобы это… прилично выглядеть… Мы заплатим сколько нужно… Такие девушки красивые… так приятно…

Я попыталась открыть рот и заявить начальный лот на волшебную отрезвляющую капельницу, особенно для рискнувших приехать в таком состоянии за рулем, но голос предательски исчез совсем. Люсинда быстро оценила ситуацию и взяла процесс под свой контроль:

– Так, молодые люди, по полторы тысячи с носа, и через два часа вы снова гомо сапиенсы, как Елена Андреевна любит выражаться в таких ситуациях. Это доктор, Елена Андреевна.

– Ой, доктор, простите, мы не подумали.

Люся воспользовалась моим беспомощным состоянием и превысила обычную цену в три раза. Не дав закончить поток пьяных извинений, она потащила граждан в смотровую и разложила по местам. Быстро разрешив вопрос с капельницами, мы поделили неожиданно свалившееся на нас богатство, и я опять завалилась подремать.

Утром вроде как полегчало, и даже относительно быстро прошел день на отделении. Потихоньку все переделав к двум часам, я поплелась домой. Славка позвонил как раз, когда я была за двести метров до своей парадной.

– Ну ты как, до дому добралась? Живая?

– Почти пришла. В целом ничего, в сознании.

– Слушай, домой ехать не могу.

– А что так?

– Там же нет никого. Не засну.

– И я не засну. Будем вместе не спать.

– Попробуем. Может, получится. Ты давай полечись сегодня.

– Хорошо.

– Пока.

Я стояла под козырьком подъезда, роясь в сумке в поисках ключей. Слезы текли сами собой, сдерживаться не получалось. Дождавшись, когда прекратится поток жидкости, я поднялась в квартиру. Но глаза все равно были опухшие от болезни и недосыпа.

Вовка был занят – что-то варганил на кухне под звуки телевизора. Я уселась в прихожей и первым делом позвонила маман. Тоска по Катьке убивала вместе с неожиданно напавшим припадком совести в отношении Сорокина. В краткой форме мне сообщили, что Катрин жизнью довольна, домой не собирается по причине перспективы пятничной поездки на Финский залив вместе с моими братанами и их друзьями. Так что договорились о возвращении ребенка после субботнего дежурства.

Эх. Настоящая кукушка.

Вовка вышел на звуки в прихожую. Вид у него был совершенно свежий, признаков употребления алкоголя я не заметила, что в принципе подтвердило мои подозрения насчет параллельной половой жизни.

Не грустно, не обидно. Вообще никак. Вот в чем катастрофа: вообще никаких эмоций. А самое смешное – если он и правда был в командировке?

– Привет! Я ничего не успела приготовить, дежурила.

– Ты че, еще и дежурила в таком состоянии? Ну ты совсем.

– Да не с кем было поменяться. Я уже вроде ничего, получше. Как ты съездил? Все удачно?