Реаниматологи сообщили: Славка уже вовсю трепанит кого-то из прибывшей с утра помятой компании в наручниках. В предбаннике около оперблока сидели еще два насупившихся милиционера. Так как объяснить им, что больной не в состоянии будет убежать еще как минимум четыре-пять дней, не смогли, пациента повезли в операционную пристегнутым к столу. Как потом выяснилось, очередная расквашенная в боях голова принадлежала опасному рецидивисту, вступившему в неравный бой за довольно большую партию героина. Наркотики не поделили с товарищами по бизнесу, посему господам офицерам никак не хотелось терять перспективу получить новые погоны из-за побега зэка. Потусовавшись и получив утреннюю порцию адреналиновых новостей, я вернулась в приемник. Прогнозы Алины Петровны никогда не расходились с реальностью: октябрь был в апогее, и огородный сезон почти завершился, посему народ понемногу вспоминал о своих старых болячках.

Вечер спустился незаметно. Славка появился уже около девяти часов. Мы заперлись в каморке приемного покоя. Ключи от кабинета заведующей оказались изъяты под каким-то непонятным предлогом, из чего мы сделали вывод: кто-то нас сдал. Ну и ладно. Сбиваясь и торопясь, мы вываливали друг на друга свою усталость. За окном лил холодный дождь, сильный ветер сгибал молодые деревья в скверике почти до земли, а меня обнимали Славкины руки – большие, сильные, покрытые крупными извилистыми венами, как речная карта Сибири.

– Слава, ты совсем скелет.

– На себя посмотри: синяки под глазами, носом хлюпаешь. Красотка.

– Не нравится – не берите. Никто тут не навязывается.

Славка смеялся и сжимал меня еще крепче. Тут я правда осознала, что уже с утра меня немного знобит, крепко заложило нос и тело предательски ноет.

Ничего, сейчас у Люси чай с лимоном выпью – все пройдет.

Однако настроение все равно испортилось, непонятная печаль легла на сердце и заполонила мысли. Не хватало ко всему еще и заболеть.

– Слава, тебе вообще жениться надо. Ты уже скоро тридцак разменяешь.

– Ну да? А что, есть кто на примете? Может, порекомендуешь?

– Не, нету. Одна вот лежит рядом с вами, нос заложен, глаза красные, да и та замужем, никак развестись не может. Еще и с приданым.

– О да, хорошая кандидатура, ничего посвежее не найдется в вашем универсаме?

– Не-е-е, в нашем отделе только просроченный товар.

Последнее время мы частенько заводили такую шуточную перебранку с подтекстом, так и не заканчивая ее ничем, но сегодня Славка то ли устал больше обычного, то ли я перегнула палку.

На последней фразе он больно схватил меня за руку и злобно оскалился.

– Лена, мне надоела эта тема в таком варианте. Слишком, блин, цинично. Я тебя, заметь, не спрашивал никогда, что там у тебя дома, а шуточки твои меня достали. Если и вправду у тебя все плохо и ты собралась разводиться, так и говори. Если нет – тема закрыта. Я тебя ни к чему не склоняю. Если думаешь, что у меня еще кто-то есть, так вот: если будет – скажу. Все, давай пошли чай пить с коньяком на хирургию. У тебя, мать, по-моему, температура поднимается.

Оделись в тишине. По дороге в ординаторскую я с трудом сдерживала слезы, плетясь на пару шагов позади Славки, с отчетливостью поняла: наверное, уже очень скоро все это ему надоест. Столько красивых женщин в Питере, одиноких и прекрасных. Ну и хрен с ним. Если так должно быть, то и черт с ним.

Ни коньяк, ни чай уже не могли спасти мой организм от инфекции. Утром в понедельник на отделении вся ординаторская дружно надела маски, как только я появилась в дверном проеме. Светлана Моисеевна, за секунду оценив ситуацию и еще за полсекунды взвесив все парамедицинские обстоятельства вокруг моего текущего рекой носа, недовольно высказалась:

– Елена Андреевна, небось с дежурства, а? И что теперь делать? Что вы теперь пришли, все отделение обсеменить?

– Доброе утро. Так что, на больничный пойти? Если надо, пойду.

– Конечно, на больничный идти… Только Васильчиков в отпуске, у родителей на Псковщине, его не выцепишь, Василиса Семеновна тоже с субботы гриппует. Ой, не знаю, что и делать с вами. Сколько раз говорила: хватит уже в приемнике заседать – одна инфекция. Вот и результат.

Интересно… Василиса, значит, обладает правом на полноценный грипп, а я даже на простое ОРЗ не имею дозволения?

Светлана тарабанила дужкой от очков по столу, будучи, видимо, не в силах привести человеческий порыв и производственную необходимость к одному знаменателю. Слишком много неизвестных в одном уравнении, да еще и опасность подцепить от меня простуду. Закончилось все довольно предсказуемо:

– Так, Лена. Маску не снимать. Сейчас быстро все делаешь, в палаты заходишь по минимуму, истории заберешь домой. Только поторапливайся. Будешь уходить, форточку открой.

Она сгребла бумаги со всего стола и нехотя поплыла в отдельный кабинет. Остальные были не в счет. Голова раскалывалась, и ужасно штормило, каждый звук отдавался в ушах звоном упавшей на пол кастрюли. Голос пропал через час, с носа текло все сильнее и сильнее. Около половины одиннадцатого я наконец-то сгребла в сумку кучу историй болезни, открыла форточку, как обещала, и потихоньку побрела домой. Слава богу, дождь и ветер стихли еще утром, погода стояла хоть и пасмурная, но вполне сносная. Дома я рухнула на диванчик в прихожей, не в силах даже снять обувь. Очнулась часа через два, проспав все это время в уличной одежде. Решила позвонить матери и сообщить о своей остро случившейся и практически полной инвалидности. Мама тут же приняла огонь на себя; бедная Катька теперь вынуждена была проживать у бабушки еще как минимум пару-тройку дней.

Глаза закрывались. Справившись с курткой и ботинками, я передислоцировалась в спальню. Через неопределенное время проснулась от звука открывающейся двери. За окном уже было темно. Вовка с удивлением обнаружил мое тело почти бездыханным, и его лицо тут же приняло искренне виноватое выражение.

– Лен, ты че? Тебе плохо?

– Привет. Да простыла сильно. Давненько такого не было, последний раз курсе на шестом.

– Может, в аптеку сходить?

– Да не, Катькиными запасами обойдусь. Сейчас переоденусь… Чайник поставь, если не трудно.

Все просто: беседа о субботнем перепое явно откладывалась и не представляла никакой угрозы на фоне моих адских соплей и высокой температуры, чему Вовка оказался несказанно рад. Хотя вполне просматривалось искреннее чувство вины за последний алкогольный приход и даже сочувствие к моему плохому состоянию. Пока я стягивала с себя джинсы, страшно желая залезть под душ, Сорокин копошился на кухне, резал лимон и грел пятничный борщ. Из кухни поплыли неприятные запахи еды и звуки закипающего чайника.

– Лен, ты есть будешь?

– Не… чаю только.

– Блин, как все не вовремя… Я что-то не сообразил сразу.

– Ты о чем?

– Да завтра надо с Архиповым ехать в Новгород на два дня. Так теперь как ты тут одна? Катерина у твоих?