– На меня всегда хомут найдется, не переживай. Ну, а если совсем руки откажут, пойду вон к Костику медпредставителем. Ты ж его хвалишь за мужской поступок.

От этих слов мне стало не по себе.

– Ты?! Нет, никогда. Ты никогда не пойдешь туда, вот так. Никогда. Или иди ищи себе какую-нибудь толстую брюнетку.

– Неужели я такой гений, Елена Андреевна?

– Не нарывайся на комплименты, как красна девица. Просто ты погибнешь без своих трепанаций, засохнешь, как растение без воды. Вот и все.

– А Костик-то тогда чем от меня отличается? Что-то, по-моему, ты сама себе противоречишь.

– Костик… Костик ничем от тебя не отличается. Просто он выживет, а ты нет.

Судьба нам подарила еще целый час, а потом Люсинда, позвонив на городской именно сюда, в наше тайное укрытие, недовольным голосом вызвала обоих на продолжение банкета.

Неделя-другая пролетела незаметно. В будние дни на домашней кухне опять ежевечерне стала появляться парочка пустых пивных бутылок. Как хорошо, что было куда спрятаться: Катерина, школа, Слава, работа. Вовкины субботы снова проводились в горизонтальном положении перед теликом, и я, недолго думая, нашла спасение в участившихся походах к Асрян. Сорокину было дипломатично предложено поддержать тихие семейные посиделки или вылазки на природу, но общение с Иркиным мужем последнее время его не очень интересовало, а тем более с самой Асрян. В конце концов после непродолжительных уговоров я упаковывала Катьку и вызывала такси, не в силах оставаться в квартире и ожидать новостей по поводу вектора Вовкиного передвижения. Вечерние приходы были, хотя и за полночь, пока вполне в сознании. Несмотря на это, страх уже настолько въелся в мозг, что спать мы с Катькой ложились по пятницам в гостиной, прикинувшись случайно заснувшими перед телевизором. Резона в этом не было никакого, дверь в гостиную не запиралась, но так казалось спокойнее.

Асрян проявляла стойкий профессионализм: не трогала тему Вовки, пока я сама о нем не заговорю. В середине октября она позвонила мне, против наших правил, сама. Сообщила, что в предстоящую субботу у нее собирается кое-кто с нашего курса. В предварительном списке значились аптекарша Ксюха, Слюсарев из «АстраЗенеки», бессменная староста Наташка Пивоварова, еще пара девчонок с нашей группы и много кто под вопросом. Причина оказалась великой: из Америки приехал Петька, буквально на несколько дней. Асрян распирало от гордости: позвонил он только ей, и теперь все желающие пообщаться обязаны были прийти к Ирке в назначенное время. Асрян с радостным возбуждением в голосе давала мне ценные указания:

– Так что, Ленка, давай отправляй Катьку в субботу к родакам да в порядок себя приведи. На худой конец хотя бы выспись. Иностранные коллеги вряд ли возбудятся от твоих вечных синяков под глазами.

Я встретила эту новость со смешанным чувством. На самом деле воспоминания о Петьке были теперь вытеснены доктором Сухаревым. Топая домой с отделения, я начала их сравнивать. Точнее, сравнивать воспоминания о Петьке и Славку настоящего. Выводы были не в пользу воспоминаний: сразу всплыла в памяти какая-то желчность и злобный цинизм. И теперешние новости не вызывали у меня особой бури эмоций: говорили, будто Петька умудрился-таки пересдать диплом и работает семейным врачом. На неделе я имела глупость разболтать о предстоящей встрече Славке, который сразу сообразил, что к чему:

– Ага, женишок старый прикатил, Елена Андреевна.

– Да ну, прекрати. Вообще ничего не было.

– Раз не было, еще хуже. А ты знаешь, что я ревнивый?

– Ни хрена ты не ревнивый, не плети.

– Приду на ваше сборище и буду орать песни под балконом. На дуэль вызову, на скальпелях, о.

– Ну да, только он не умеет уже на скальпелях. Он семейный доктор.

Славка, не сдерживая презрения, заржал.

– Вот это уехал в Америку! Черт, семейный доктор, круто!

– Ну да, не всем же шашкой махать. А что, если я не хирург, так, значит, не доктор?

– Не сравнивай. Ты и есть терапевт, по определению и сути. А он был хирург, насколько я понял. Ты ж сама понимаешь.

Славка отвлекся и сообщил: у них на отделении неожиданно уволился еще один парень, тоже пошел в какой-то бизнес, посему незакрытые дежурства повесили на единственного незамужнего, и теперь предстоящие суббота и воскресенье принадлежали доктору Сухареву безраздельно. Я даже порадовалась: по крайней мере, петь песни к Асрян точно не явится.

В субботу перед встречей я все же застала себя за тщательным перебором хоть небольшого, но гардероба. Потратив на примерки около десяти минут, тут же устала, как после прополки целого поля картошки, и, плюнув на все, нацепила старые джинсы и сиреневую блузку с коротким рукавом. Зато стройные ноги и маленькая задница, и на этом конец поискам. Катька немилосердно была сбагрена на все выходные к матери. Для порядка перед уходом я хотела еще спросить у Вовки про его планы на вечер, чтобы хоть как-то определить временные рамки его ночного прихода, но передумала – расстраиваться не хотелось. Я решила не портить себе настроение и ничего не выяснять.

Около пяти я была у Асрян. Народ уже почти собрался – все, кроме Петьки и еще некоторых. Тусовались на кухне. Муж с ребенком были отправлены на аттракционы до вечера. Я с порога растворилась в потоках воспоминаний и расспросов. Ксюха и Слюсарев держались вместе, ожидая, видимо, неприятных расспросов про бизнес-жизнь. Наша группа оказалась представлена бессменной старостой Наташкой Пивоваровой и еще тремя девчонками. Асрян катастрофически не любила опаздывающих, и мы дружно решили, не дожидаясь никого, пропустить по рюмочке. Народ был страшно рад встрече, делился всем, что накопилось вокруг белого халата, рассказывал про семью, у кого, конечно, она была. Староста уже защитила диссер, работала судебным медиком, стала грубовата и цинично весела. С ней пришла родная сестра, которая окончила Первый мед на два года позже нас. Младшая Пивоварова также оказалась удачно пристроена важной медицинской родней: работала гинекологом в Институте акушерства имени Отто. Когда я услышала про это, в голове сразу всплыли воспоминания про ее весьма посредственную способность к обучению. Асрян тихонько шепнула мне на ухо:

– М-да, рожать в России все страшнее и страшнее.

– Ой, тоже мне мать Тереза! Только не озвучивай никому, как ты своим богатеньким клиенткам жить помогаешь. Прямо-таки ведешь их за собой к «человеческому развитию и самореализации». Сама же рассказывала. Так что у тебя тоже, дорогая, свое маленькое кладбище душ.

На кухонном подоконнике расположились два малознакомых лица. Как выяснилось, Петькины одногруппники, оба работали в отделении гемодиализа, веселые простые парни, гармония в душе и ветер в карманах. Ксюха и Слюсарев про жизнь молчали, но нашим медицинским разговорам были страшно рады. Все шло мирно до того момента, пока старшая Пивоварова не выпустила свое змеиное жало.

– Ксюха, ну а ты как? Как там аптекари поживают?