Все, хватит. Надо домой, перебор. Вот она, старость. А раньше могли после таких вот гулянок прямо на лекцию идти, а потом на работу. Теперь нет.

Сквозь шум громких разговоров и музыки доносились звуки мультика из детской: храбрый лягушонок Маугли подпалил Шерхану шкуру, а потом море злобных трусливых рыжих собак двинулось на джунгли – это был лучший способ накормить даже самого капризного ребенка. Неожиданно возник совсем другой звук: сначала он тонул в общей какофонии, но через секунду полностью перекрыл все остальное.

Асрян отчаянно звала ребенка.

Чушь… она же там, вместе с ним, в комнате.

Я бросилась в коридор и распахнула дверь детской: Стасик как-то неестественно скрючился на маленьком детском стульчике, тарелка валялась на полу, кусочки картофеля и мелко порезанного мяса рассыпались по ковролину. Асрян вцепилась в ребенка и зачем-то сильно трясла. Тут я сообразила, что произошло. Стас пытался вдохнуть – не получалось, детские глазки в секунду наполнились непонимающим страхом, ребенок хватался маленькими ручками за горло. Ирка увидела меня и заметалась еще сильнее.

– Лена, позови парней с кухни! Нет, лучше «Скорую», быстрее!

Я, не слушая ее, подскочила к ребенку, положила его на колено и сильно ударила несколько раз по спине. Ничего не вышло.

– Асрян, держи его, сейчас попробуем в горло залезть.

Я схватила ложку прямо с пола и, не жалея бедного Стасика, залезла так глубоко, как только могла. Не видно. Слишком низко. Скорее всего, кусочек мяса. Стасик стал потихоньку сереть, народ тем временем прибежал на крики и столпился вокруг нас. Я слушала реплики словно через вату:

– Люди, кто в педиатрии соображает… Трахею надо пробить, кто помнит где?.. Да что вы несете! Чем пробить-то… Люди, звоните, детскую бригаду срочно…

Кто-то ринулся к городскому телефону, остальные в страхе толпились в дверном проеме. Я продолжала стучать по спине, тупо и безнадежно, детское дыхание превратилось в противные всхлипы, глаза закрывались. Стасик устал сопротивляться.

А правда, чем пробивать-то и где?..

Раз, два, три, четыре, пять, шесть… Время идет… Почти все уже, почти поздно…

– Ира, неси ножницы маникюрные и трубочку для сока…

Это что, я говорю?

– Лен, я боюсь.

– Неси, не успеем.

Потом как будто приглушили свет и убрали из поля зрения все ненужное. Осталось только опухшее детское личико, противный всхлип… все реже и реже.

Вот сейчас оставлю ребенка без щитовидной железы. Проткну не там, это точно. Асрян меня никогда не простит.

Господи, помоги мне! Как руки-то трясутся. Вот у Славки бы не тряслись.

Нет, это невозможно. Невозможно просто так вскрыть ребенку горло. Чушь. Ребенок должен дышать, с ним не может ничего случиться. Он же маленький. Черт подери…

Никто не успеет. Ничего не выйдет из этого. Как глупо. Все равно умрет… или сосуды перережу, или сам через пару минут…

Чьи-то мужские пальцы раздвинули маленькую складочку на детской шейке.

– Коли, Ленка, коли.

Вот она, маленькая упругая трахея, глубоко, внутри шеи. Слишком подвижная, не попасть. Сюда. Сюда. Кровь, слишком много. Стоп, вот оно, как провалилась слегка куда-то. Теперь трубочка. Сколько крови.

Кто-то наклонился, припал к трубочке губами и вытянул на себя кровяные потоки. Забулькало, заклокотало, вместо всхлипа послышался сильный свистящий звук, потом еще. Дыхание. Стасик все не открывал глаза.

Я наклонилась к самому уху:

– Стасик, это тетя Лена. Дыши, дыши, не бойся.

Из трубочки продолжали вылетать кровавые ошметки, но грудная клетка двигалась, серый цвет потихоньку сходил с лица.

Так, что дальше? что дальше?.. Надо ехать. «Скорая».

– Ирка, «Скорую» вызвали? Хотя нет, пока доедет… Заводи свою машину.

– Я же выпила.

– Пусть Саня заводит. Бегом.

Дальше спускались к машине, ехали, периодически отсасывая из трубки забивающую ее кровь, но главное – дышал. Жив – это все, что надо. Остальное потом. Ирка звонила с моего сотового в хирургический корпус, заплеталась и толком ничего не могла объяснить. Из нашего приемника выскочил народ, Пашка выхватил из моих рук ребенка и исчез в проеме дверей реанимации. Ирку не пустили, никого не пустили. Я не пошла сама. Присела на скамеечку напротив приемных дверей и тут же распустила сопли. Напряжение спало, слезы покатились сами собой, контролировать себя оказалось невозможно. Асрян незамедлительно ко мне присоединилась. Так мы и подвывали дуэтом, изрыгая в пространство все свои страхи, слабости и несчастья. Через некоторое время меня уже клонило в сон, а Асрян, наоборот, рыдала все сильнее и сильнее:

– Ленка, прости меня. Прости меня. Я дура, все тебе про асоциальный притон уши промывала, не могла успокоиться. Прости. Вот и сама теперь тут.

Сил отвечать не осталось. Медсестры вызвали такси. Вовки, слава богу, дома не было. Ночью снился какой-то темный душный подвал. В нем было сыро и грязно, и никого вокруг, абсолютная пустота. Мне очень хотелось увидеть деда. Я обиделась и почувствовала себя совершенно несчастной потому, что не знала, на кого обратить свою обиду. И вообще, есть ли кто-то там или все это плод моих воспаленных сновидений? И вправду, кто же виноват, что мне снятся не те сны? А кто виноват, что по ночам стены и предметы в комнате уплывают в никуда, хотя ты вроде уже и не спишь?

Хватит. Все нормальные люди лунатизмом переболели в детские годы. У некоторых этот недуг может и задержаться.

Зато утро быстро вернуло меня в самую что ни на есть реальность: Вовка пришел неизвестно во сколько, завалился прямо в гостиной на пол, не имея сил на раздевание и вечерний туалет. Амбре стояло тошнотворное. Вот они, девять кругов ада. Хотя почему девять? Этих кругов черт знает сколько было. Вот только именно сейчас считать их у меня нет никакого желания. Завтра посчитаем, а еще лучше послезавтра, а сейчас пусть валяется. И хорошо, что именно валяется, а не бодрствует. Самый главный позитив: через полчаса дежурство. Голова раскалывается. А значит, панадол в зубы – и на выход.

В приемнике уже сидело несколько мрачных личностей с разбитыми физиономиями, в наручниках и во главе с парочкой милиционеров. Люсинда успела приступить к телефонной ругани с травматологами. На ходу заглянув в оставшиеся смотровые, я больше никого не обнаружила и, выдохнув, отправилась в свою каморку. Голова вроде проходила, однако похмельный синдром явно не собирался пока отступать. Позвонила Валентина: она, открыв сезон осенних простуд, отменила свой приход. Ну и славно, сегодня не тот день. Переодевшись, я пошла в реанимацию. Стасика еще вчера забрали в Детскую городскую больницу № 1. Кусок злосчастного мяса вытащил приехавший вместе с детской бригадой лор-врач, так что можно было не волноваться. Асрян звонить не хотелось: повода для тревог не было.