Они переглянулись. Ошарашенные, раскрасневшиеся, потрёпанные. Посмотрев друг на друга несколько мгновений, оба они вдруг расхохотались.

– Дурацкая бы вышла смерть. – Кирши завалился обратно на траву. – Что о нас бы пели гусляры?

– Великие воины, которых загрызли олени.

– Они могли бы спасти мир, но их сожрал собственный ужин.

Атли взлохматил волосы, смеясь и с интересом разглядывая диковинных оленей, которые всё ещё фыркали и копали копытом, надеясь всё же добраться до своих жертв.

– Ни разу не видел ничего подобного.

Кирши приподнялся на локте и тоже присмотрелся.

– Нам очень повезло, что чернокнижники не узнали об этих тварях. Ты видел? – он ткнул Атли в бок. – Я ему мозги продырявил, а он даже не почесался!

– Что ж, хоть отрубленная голова его успокоила, – засмеялся принц.

Кирши замер, задумчиво глядя на Атли, улыбка его потухла.

– Это так странно… – пробормотал он.

– Что? – Атли мгновенно напрягся.

– Не знать, что ты чувствуешь.

– И каково это?

– Приятно.

Атли ожидал подобного ответа, но всё равно не сумел сдержать короткого вздоха.

– А ещё очень приятно знать, что я могу тебе врезать. – Кирши закинул руки за голову и удовлетворённо улыбнулся.

– Надеюсь, ты не будешь этим злоупотреблять. – Уголки губ Атли дрогнули. – У меня до сих пор скула болит.

– Извини. Не сдержался.

– В следующий раз дам сдачи.

– Договорились.

Кирши поднялся на ноги, потянулся, подобрал пустой колчан и с сожалением осмотрел порванный ремень. Стрелы он растерял. Олени, потеряв интерес к недосягаемой добыче, начали разбредаться. А Атли рассеянно думал о том, что у них, возможно, будет этот «следующий раз».

– Как мне научиться жить без тебя? – спросил он тихо.

– Ты и так все эти годы жил без меня. – Кирши печально улыбнулся. – Просто больше у тебя не получится себя обманывать. Ты не меня любил, ты один боялся остаться.

– Потому что я и был один. – Атли взглянул на него исподлобья.

– В Северных Землях – может быть, – пожал плечами Кирши. – Но не в Гвардии. Вороны, Василиса, Лель, Дарен – все они рядом с тобой. И не потому, что ты держишь их при себе клятвой, не потому, что они боятся тебя, а потому, что хотят быть рядом. Всё, что тебе нужно, – это перестать прятаться в моей заднице и заметить их наконец.

Атли тупо моргнул, глядя на Кирши:

– Не помню, чтобы ты хоть раз говорил со мной такими длинными фразами.

Кирши разочарованно выдохнул и прикрыл лицо ладонью.

– И правда, какого ещё ответа я мог ожидать от голого мужика в лесу? – пробормотал он, забросил колчан на плечо и зашагал к пещере.

– Кирши! – окликнул его Атли, и Тёмный нехотя обернулся. – Спасибо.

Кирши в ответ пожал плечами и продолжил путь. Атли проводил его задумчивым взглядом, перекинулся в Волка и направился в чащу. Ему отчаянно хотелось проветрить голову.

* * *

Чары всё ещё не хотели подчиняться, и без помощи Леля ничего не выходило. Василиса безрезультатно водила руками над землёй, трогала почву, даже обнимала деревья, но чары не отзывались.

– Что я делаю не так? – Василиса уныло ковыряла ногтями корень сосны, торчащий из земли.

Лель терпеливо сидел рядом, Атли в облике волка лежал чуть поодаль и, положив голову на лапы, наблюдал за упражнениями. После завтрака он уже привычно умчался побегать по лесу, но сегодня вернулся немного раньше обычного.

– Ты всё делаешь правильно, – мягко ответил Лель. – Просто всё ещё боишься.

– Чего? – Василиса царапнула корень, и кусочек древесины впился ей под ноготь. Она зашипела от боли и принялась его доставать. На землю упала бусина крови.

– Себя. Того, что с тобой будет, если чары вернутся. Магия не плохая и не хорошая, помнишь? Это мы – люди – наполняем её смыслом. – Лель взял руку Василисы в свои ладони и легонько коснулся ранки на пальце. Она тут же затянулась. – В каждом из нас есть и свет, и тьма. Свет дарит нам надежду, а тьма причиняет боль. Но в конечном итоге именно они и делают нас целыми, настоящими, живыми. И только принимая обе эти стороны себя, ты обретаешь способность выбирать.

Лель улыбнулся, а Василисе вдруг показалось, что говорит он не только с ней. Чародейка покосилась на Атли, который не сводил с Леля жёлтых волчьих глаз.

– Вся твоя магия тут, – Лель ткнул пальцем Василису в лоб, привлекая её внимание. – Я хочу, чтобы она была тут. – Его рука переместилась к груди. – Выпусти её из клетки. Выпусти себя из клетки.

Василиса закрыла глаза и медленно выдохнула, собираясь с мыслями. Нет, не с мыслями. Ей нужно было отыскать в себе что-то другое. Она хотела отыскать. Когда она думала о том, что собирает себя, то вспоминала всё то, что делало её лучше, сильнее. Успехи в фехтовании, способность бороться до последнего, свобода, ласка Кирши и её любовь к нему. Но было и то, от чего она старательно закрывалась: страх, жестокость, которую разбудил в ней Финист, стыд от близости с ним, шрамы, разочарование в наставнике, в прошлом, в себе. А магия… магия оказалась где-то посередине. Магия тугими нитями пронизывала лоскутное одеяло новой Василисы, помогая ему не расползаться на части. Сейчас эти нити истончились, почти исчезли, потому что в глубине души она не могла примириться с собой? Потому что боялась магии или самой себя?

Василиса прислушалась, пытаясь распутать клубок противоречивых чувств, отыскать в нём знакомое приятное тепло чар. Она не понимала себя, не могла отыскать опору и собраться воедино, потому что новая Василиса не хорошая, не добрая и не красивая. Потому что её такую могут не принять и не полюбить. Потому что её отвергнут, и она отвергала свою суть. Страх – она наконец нашла его. Она боялась, что магия причинит ей боль, но ещё больше боялась не боли, а того, как эта боль её изменит. Как уже изменила.

Но… её приняли. Кирши, Атли, даже Лель. Приняли. Почему? Василиса вспомнила слова целителя, обращённые одновременно к ней и к Атли. Потому что когда-то и их самих изменила боль? Потому что они понимали.

«У всех Воронов есть шрамы», – сказал ей однажды Кирши.

«У всех людей они есть. И некоторые из них очень похожи. Мы похожи», – мысленно ответила ему Василиса.

Они все были похожи. С Атли, Кирши, Лелем и даже с Финистом.

В груди словно шевельнулась маленькая птичка, оживая после долгой спячки, и тонкие, полупрозрачные, едва ощутимые ручейки магии согрели вены. Василиса опустила руки на влажную почву, и её наполнил низкий гул земной тверди. Ручейки крепли и бежали быстрее, словно не Василиса рождала чары, а земля делилась с ней своей магией, возвращая утраченное.