«А моя дочь? – хотелось крикнуть ей. – Что с нею?!» ОМашеньке, а вовсе не о доме были все ее мысли, но в последнее мгновение, когдаэтот отчаянный крик уже почти прозвучал, она спохватилась – и не спросила оней. Нельзя давать Араторну в руки такой козырь!..

Однако он и сам был весьма догадлив:

– Полагаю, судьба вашей дочери и вашего состояния будетзависеть от императрицы. А она, как вы сами могли убедиться, особа весьмазлопамятная. Полномочия этому чудовищу Кравчуку относительно вас были данысамые широкие. Чем он и воспользовался... От вас и следа не осталось бы, когдаб я нe прибыл вовремя, застав самый разгар расправы над вами и сумев ееостановить, пользуясь своей властью.

– Значит, вам я обязана жизнью? – Елизавета не смогла скрытьсвоего отвращения, и Араторн не мог этого не заметить.

– Ваш слуга, синьора! – снова поклонился он, не скрываяиронии.

– Поразительно: как это вы оказались здесь стольсвоевременно?

– Да так, что я загнал трех лошадей для этого! Видите ли,когда известие о вашем аресте дошло до меня, я как раз собирался в НижнийНовгород, чтобы искать случая встретиться с вами. Но sit fata voluerunt [57]сделать так, чтобы мы встретились здесь.

– Ну, – устало промолвила Елизавета, – и чего вы от меняхотите?

Она села на постели, привычно потянулась переплести косу, нопальцы наткнулись на жалкие остатки кудрей – и это сломило ее окончательно. Этобыло уже слишком, слишком для нее! Она уткнулась в подушку и зарыдала сухими,без слез, страшными рыданиями, такими изматывающими, что через несколько минутуже лежала пластом, едва дыша, испытывая разом и стыд, и ненависть, потому чтоАраторн стал свидетелем ее слабости... Но деловитость, прозвучавшая в голосе венценосца,была для нее истинным спасением. Елизавета почувствовала, что его и впрямь естьза что благодарить! И уж такую малость, как внимательно выслушать его, она длянего сделает – хотя бы из благодарности.

– Одной из ошибок мессира Бетора, которая необходимо должнабыла отвратить – и отвратила! – от него ваше сердце, было решение онасильственном уничтожении православия в России. Теперь я заменил его на постукуратора сего государства и не собираюсь повторять тех глупостей, которыенатворили мои коллеги, скажем, в Сербии. Славяне – такая раса, которая будетпротивиться насильственному омусульманиванию или окатоличиванию хотя бы изчувства противоречия и бешеной национальной гордости. С ними не совладать. Да ине надо ничего искоренять и запрещать! Запретный плод, как известно, сладок,тем более запретный духовный плод. Напротив – надо предоставить людям правовыбора. Все, чего ждет Орден от той, кого он возведет на российский престол, –это свобода для всех религиозных конфессий в этой стране. Пусть наводнят Россиюламы и муфтии, патеры и викарии, раввины и языческие жрецы, шаманы и буддисты,кришнаиты, лютеране, квакеры – и даже проповедники тех религий, которых вообщенет на свете! Пусть всяк вещает что желает – и что может провещать!

– Ну и что? – пожала плечами Елизавета. – Вы всерьездумаете, что восемь веков православия в России так легко выкорчевать?

– Выкорчевать – нельзя. Русский народ – великий народ, –промолвил Араторн очень серьезно. – Я искренне верю в это! Он может вынестистрашные бедствия и испытания, которые и не снились Европе, – и остаться жив,не растерять своей сути, не утратить ее. Есть только одно, что может искоренитьсвятой дух народа-богоносца, которым вы, русские, так кичитесь. И вам, синьора,никогда не догадаться, какова же эта ахиллесова пята России.

– Ну? – недоверчиво проговорила Елизавета. – Что это?

– Свобода. Свобода выбора, которая рухнет на Россию по волемонарха, даром, а не будет взята с бою. Русский человек рожден подчиняться –или противоборствовать, но не выбирать и не размышлять. Потребуется не год, недесять, возможно, столетие, но все же наступит время, когда Орден завладеетэтой богатой нивою, православие на которой будет истреблено самимиправославными.

– Вы... вы хладнокровно пророчите гибель великогогосударства, великого народа! И рассказываете об этом мне, которой предлагаететрон? Ведь для истинного правителя благо государства – высший закон!

– Я пророчу? Хладнокровно?! Вы меня обижаете! Приходилосьвам когда-нибудь видеть бродячий цирк? И канатоходца, который идет поструночке, а справа и слева – пропасть? Помните свои ощущения? Здесь нетравнодушных, хладнокровных зрителей! Желаем мы удачи ловкачу, нет ли, мы всевзволнованно ждем, когда канатоходец упадет. Вы поняли? Меня волнует судьбаРоссии, но она балансирует меж двух пропастей – Европой и Азией, она упадет...Когда? Куда? В наших силах сделать этот процесс менее болезненным и болеецелесообразным, чтобы страна не свалилась в азиатскую дикость и фанатизм.Вернее, в ваших силах.

– Знаете что, – сердито сказала Елизавета, – уходите-ка выотсюда. Можете считать меня неблагодарной, но слушать вас надоело. Это все такнаивно! И вообще, я хочу встать.

– Вста-ать, – протянул Араторн, приближаясь к постели исадясь на край. – И отправиться обратно в подземелье?

Елизавету затрясло так, что эта дрожь передалась кровати.Глаза Араторна блеснули.

– А теперь скажите, что именно в моих словах показалось вамстоль наивным? – спросил он как ни в чем не бывало.

– Ну, – нерешительно ответила она, – я бы еще поняла, еслибы вы обратились с этим предложением к Августе – к истинной дочери ЕлизаветыПетровны, к истинной наследнице трона. Но я-то всего лишь самозванка!

– Дашкова с ваших слов уверяла, что княгиня Дараган умерлагде-то в лесу.

– Да...

– Значит, обратиться к ней я никак не могу. Да и сомневаюсь,что возымел бы такое желание после того, как узнал вас. Августa, при всех своихцарственных замашках, была весьма ординарной принцессою. У нее был слишком малзапас жизненных сил, где уж ей сражаться за трон! А в вас я вижу такую жескрытую энергию, которой обладает Екатерина: ту женскую страстность, котораядейственнее мужского честолюбия и способна даже поражение обращать в своюпобеду.

– Вы ошибаетесь! – вскричала Елизавета. – Я совсем не таксильна! Я ничего не знаю о том, как управлять... и вообще...