Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но несчастный генерал считал делом чести, отныне потерянной, добиться именно недельной отсрочки. Сегюр отнес его ответ Наполеону. Переговоры продолжились, и наконец, лично явившийся в крепость Бертье договорился с генералом Маком о следующих условиях. Если русско-австрийский корпус, способный снять блокаду с Ульма, не появится до полуночи 25 октября, австрийские войска сложат оружие, сдадутся в плен и будет переведены во Францию. Австрийские офицеры смогут вернуться в Австрию при условии, что больше не станут участвовать в войне против Франции. Лошади, оружие, боеприпасы, знамена, – всё будет принадлежать французской армии.
Переговоры происходили 19-го, но соглашение следовало датировать 17-м, что по видимости предоставляло генералу Маку требуемую неделю.
В это время Мюрат, во главе дивизии Дюпона, гренадеров Удино и кавалерийского резерва, исправлял недавнюю свою ошибку, преследуя австрийцев с поистине необычайной скоростью. Он гнался за генералом Вернеком и эрцгерцогом Фердинандом, поклявшись не упустить ни одного человека. Выехав 16 октября утром, вечером он дал в Неренштеттене арьергардный бой генералу Вернеку и захватил две тысячи пленных. На следующий день, 17-го, он направился на Хайденхайм, стремительно обходя фланги неприятеля. Генерал Вернек и войска эрцгерцога Фердинанда, соединившись, сообща отступали. Днем Мюрат миновал Хайденхайм и ночью достиг Нересхайма, нагнав там арьергард Вернека. Арьергард разметали и вынудили рассыпаться по лесам. На следующий день, 18-го, Мюрат, продолжая безостановочное движение, преследовал неприятеля до Нёрдлингена. Окруженный полк Стюарта сдался целиком. Генерал Вернек, увидев себя окруженным со всех сторон и не имея более ни возможности двигаться с измученной пехотой, ни надежды, ни воли к спасению, предложил капитуляцию. Капитуляция была принята, и генерал сложил оружие с восемью тысячами человек. Три австрийских генерала с частью кавалерии попытались ускользнуть, несмотря на капитуляцию. Мюрат выслал к ним офицера с призывом к исполнению их обязательств, но они ничего не слушали и пошли на соединение с Фердинандом. Мюрат решил наказать такую несговорчивость, преследуя их на следующий день еще более рьяно. Ночью удалось завладеть огромным парком из 500 повозок.
Дорога являла собой зрелище неслыханной сумятицы. Австрийцы напали на коммуникации французов и захватили множество снаряжения и часть казны. У них отобрали всё, чем они недолго владели, а также их артиллерию, снаряжение и их собственную казну. Солдаты и служащие обеих армий носились в полном беспорядке, не зная, куда бегут, кто победитель, а кто побежденный.
Мюрат продолжал преследование и 19-го прибыл в Гюнценхаузен, на границу прусского Анспаха. Прусский офицер имел дерзость заявить о нейтралитете, тогда как австрийские беглецы получили разрешение пересечь страну. Вместо ответа Мюрат вошел в Гюнценхаузен силой и продолжил преследовать эрцгерцога и дальше. На следующий день, 20-го, он миновал Нюрнберг, где, исчерпав силы, неприятель наконец остановился. Между двумя конницами завязался бой. После многочисленных взаимных атак эскадроны эрцгерцога рассеялись и бльшая часть их сложила оружие. Немногочисленная оставшаяся пехота сдалась в плен. Князь Фердинанд, благодаря преданности одного унтер-офицера, отдавшего ему своего коня, смог уйти. С 2–3 тысячами всадников он выбрался на дорогу в Богемию.
Мюрат не счел необходимым продолжать преследование. Он двигался четыре дня без остановки, делая более десяти лье в день. Его войска были измучены. Продолжив погоню за Нюрнбергом, он вывел бы их из круга боевых операций. К тому же остатки войск князя Фердинанда не стоили еще одного перехода. В этих памятных обстоятельствах Мюрат захватил 12 тысяч пленных, 120 пушечных орудий, 500 повозок, 11 знамен, 200 офицеров, 7 генералов и вдобавок казну австрийской армии. Так он получил свою долю славы в этой бессмертной кампании.
План Наполеона полностью осуществился. За двадцать дней, без решающего сражения, благодаря ряду переходов и нескольким боям, была уничтожена армия неприятеля в 80 тысяч человек. Ускользнули лишь генерал Кинмайер с 12 тысячами человек, генерал Елачич с 5–6 тысячами и эрцгерцог Фердинанд с 2–3 тысячами всадников. В Вертингене, Гюнцбурге, Хаслахе, Мюнхене, Эльхингене, Меммингене и в ходе преследования Мюратом было взято в плен около 30 тысяч человек. Оставалось еще 30 тысяч в Ульме. В целом было захвачено 60 тысяч человек, с 200 артиллерийскими орудиями, 4–5 тысячами лошадей, весьма подходящих для нашей кавалерии, со всем снаряжением австрийской армии и 80 знаменами.
Успокоившись насчет русских, Наполеон был не прочь остановиться на несколько дней под Ульмом, чтобы дать солдатам время отдохнуть и вернуться в свои части, ибо последние операции были столь стремительны, что некоторые солдаты отстали от своих подразделений. «Наш император, – говорили они, – нашел новый способ вести войну: он делает ее не нашими руками, а нашими ногами».
Между тем дольше Наполеон ждать не хотел и желал выиграть 3–4 дня, которые еще оставались до капитуляции генерала Мака. Он призвал генерала к себе и, пролив некоторое утешение в его сердце, добился новой уступки, а именно – сдачи крепости 20-го при условии, что Ней останется под Ульмом до 25 октября. Генерал Мак счел себя исполнившим последний долг, парализовав до конца недели один из французских корпусов. Впрочем, в его положении это уже не имело большого значения. Он согласился сдать крепость на следующий день.
В навеки памятный день 20 октября 1805 года Наполеон стоял у подножия Михельсберга напротив Ульма, и перед его глазами проходила австрийская армия. Он стоял на возвышении склона, за его спиной полукругом расположилась его пехота, а напротив – развернутая в прямую линию конница. Австрийцы проходили между ними, слагая оружие при входе в этот род амфитеатра. Возле Наполеона развели большой бивачный огонь. Генерал Мак подошел первым и вручил ему свой меч, горестно воскликнув: «Вот несчастный Мак!» Наполеон принял генерала и его офицеров с совершенной любезностью и поставил их по сторонам от себя. Австрийские солдаты, прежде чем пройти мимо него, бросали оружие с почетной для них досадой, и от этого чувства их отвлекало только любопытство, которое охватывало их при приближении к Наполеону. Все пожирали глазами грозного победителя, который уже десять лет наносил жестокие поражения их знаменам.
Беседуя с австрийскими офицерами, Наполеон сказал им достаточно громко, чтобы быть услышанным всеми: «Не знаю, почему мы воюем. Я не хотел этого и думал воевать только с англичанами, когда ваш государь бросил мне вызов. Вы видите мою армию: в Германии у меня 200 тысяч человек, а ваши пленные увидят 200 тысяч других, которые идут через Францию на помощь первым. Но для победы мне и не нужно так много. Ваш государь должен думать о мире, иначе падение Лотарингского дома неминуемо. Я