Наполеон до вечера 9-го оставался в Донауверте. Оттуда он отбыл в Аугсбург, ибо там располагался центр по сбору данных разведки. В Аугсбурге Наполеон оказывался как раз между Ульмом и Мюнхеном, между Швабской армией, которую он окружал, и русскими, о приближении которых ходили повсеместные слухи. Отдаляясь от Ульма на несколько дней, он захотел оставить тамошнее командование в одних руках и, руководствуясь более родством, нежели превосходством, поместил Нея и Ланна под командование Мюрата, что тем весьма не понравилось и вызвало досадные пререкания. Подобные затруднения были неотделимы от установленного во Франции нового режима. Республика имеет свои неудобства в виде кровавого соперничества; но монархия – свои, в виде родственного покровительства. Итак, Мюрат получил в свое распоряжение шестьдесят тысяч человек, чтобы надежно удерживать генерала Мака под стенами Ульма.

В Аугсбурге Наполеон нашел Сульта с четвертым корпусом. Даву утвердился в Айхахе; за ним следовал Мармон; Бернадотт двигался к Мюнхену. Французская армия занимала почти такую же позицию, как в Милане, когда, чудом перейдя Сен-Бернар, оказалась в тылах генерала Меласса и старалась его окружить, но не знала, на какой из дорог может его захватить. Та же неопределенность царила в отношении планов генерала Мака. Наполеон пытался представить, что может тот предпринять перед лицом столь гибельной опасности, и не мог угадать, ибо генерал Мак и сам этого не знал. Нерешительного противника разгадать труднее, чем решительного, и если его нерешительность не приведет вас к гибели завтра, сегодня она может помочь вам обмануть противника. В сомнениях Наполеон приписал генералу Маку наиболее разумный замысел, то есть отступление через Тироль, не остановившись на другом, какой генерал Мак мог задумать, и в самом деле задумал, а именно: уйти по левому берегу Дуная, который охранялся лишь одной из дивизий Нея, дивизией Дюпона. Это отчаянное решение было наименее вероятным, ибо требовало чрезвычайной отваги. Нужно было пересечь дорогу, которой следовали французы и на которой еще оставались их экипажи и обозы, рискуя столкнуться с ними, и прорываться в Богемию. Наполеон не допустил такой возможности и решил только перекрыть дороги в Тироль. Он приказал Сульту подняться по Леху до Ландсберга, оттуда идти на Мемминген, занять его и перекрыть дорогу из Меммингена в Кемптен. В Аугсбурге он заменил корпус Сульта корпусом генерала Мармона, а кроме того, оставил в городе свою гвардию, обычно следовавшую за штаб-квартирой. Сам же стал дожидаться движений армейских корпусов, исправляя их путь при необходимости.

Двенадцатого утром, ровно через месяц после вторжения австрийцев и отступления баварцев, Бернадотт вошел в Мюнхен, оттеснив арьергард Кинмайера и взяв тысячу пленных. Охваченные радостью баварцы встречали французов бурными рукоплесканиями. Невозможно было надежнее и быстрее прийти на помощь союзникам, особенно учитывая, что за несколько дней до того французы находились на оконечности континента, на берегах Ла-Манша. Наполеон тотчас написал курфюрсту, призывая его возвратиться в столицу. Он побуждал его вернуться со всей баварской армией, которая была бесполезна в Вюрцбурге и которой назначалось занять линию Инна совместно с корпусом Бернадотта. Наполеон рекомендовал использовать ее для разведки, ибо баварцы хорошо знала местность и могли дать наилучшие сведения о продвижении русских, которые шли из Вены в Мюнхен.

Сульт на пути к Ландсбергу встретил лишь кирасиров эрцгерцога Фердинанда, отступавших форсированным маршам на Ульм. Энтузиазм французских войск был столь велик, что 26-й егерский полк не побоялся помериться силами с тяжелой австрийской кавалерией и захватил целый эскадрон с двумя орудиями. Это столкновение с очевидностью доказывало, что австрийцы, вместо того чтобы бежать к Тиролю, сосредоточивались за Иллером, меж Меммингеном и Ульмом, и что там предстояло новое сражение при Маренго. Наполеон расположил свои войска так, чтобы дать его по возможности наибольшей массой сил. Он предполагал, что оно состоится 13 или 14 октября; но, поскольку австрийцы не проявляли инициативы, предпочел 14-е, дабы иметь больше времени для объединения войск. Прежде всего Наполеон изменил позицию Даву, которого передвинул из Айхаха в Дахау, так что он мог за три-четыре часа передвинуться либо в Мюнхен, чтобы вместе с Бернадоттом и баварцами выставить 60 тысяч бойцов против русских, либо в Аугсбург, чтобы участвовать в операциях Наполеона против армии генерала Мака.

Приняв эти меры предосторожности в отношении своих тылов, Наполеон произвел следующие диспозиции с фронта. Сульту он приказал утвердиться 13-го в Меммингене, заступив за эту позицию левым флангом, а правым сообщаясь с корпусами, которым предстояло двинуться на Ульм. Гвардию он отправил в Вайсенхорн, куда решил перебраться и сам. Так он надеялся соединить 100 тысяч человек на линии в два лье от Меммингена до Ульма. В самом деле, поскольку войска могли в один день совершить переход в пять лье и участвовать в сражении, ему было легко объединить на одном поле битвы корпуса Нея, Ланна, Мюрата, Мармона, Сульта и гвардию. Впрочем, судьба готовила Наполеону совершенно иную победу, не менее удивительную своими обширными последствиями.

В 11 часов вечера 12 октября Наполеон покинул Аугсбург и отбыл в Вайсенхорн. По дороге он встретил французов и голландцев из корпуса Мармона, уставших и измученных, нагруженных оружием и запасом провианта на несколько дней. Погода, которая была прекрасна до перехода через Дунай, внезапно испортилась. Густой снег таял, превращаясь в грязь и делая непроходимыми все дороги. Мелкие речушки, впадавшие в Дунай, вышли из берегов. Солдаты передвигались по настоящим болотам, нередко теснимые на марше артиллерийскими обозами. Между тем никто не роптал. Наполеон остановился, построил солдат вокруг себя и обратился к ним с речью, рассказав о положении неприятеля, о маневре, в результате которого он его окружил, и обещал им победу, столь же прекрасную, как победу Маренго. Солдаты, воодушевленные его словами и гордые тем, что величайший полководец их времени разъясняет им свои планы, предались горячим проявлениям энтузиазма и отвечали ему единодушными возгласами «Да здравствует Император!». А затем вновь пустились в путь, спеша на великое сражение. Слышавшие слова императора повторяли их тем, кто не смог их услышать, и все радостно восклицали, что австрийцам скоро конец и их всех до последнего возьмут в плен.

Пора было Наполеону возвращаться на Дунай, ибо Мюрат не понял его приказов, и это могло привести к несчастьям, если бы австрийцы оказались более предприимчивы.

В то время как Ланн и Мюрат атаковали Ульм с правого берега Дуная, Ней располагал двумя дивизиями на правом берегу и только одной, дивизией генерала Дюпона, на левом. Подойдя к Ульму для атаки, Ней почувствовал уязвимость такого положения. Будучи предупрежден тем, что увидел своими глазами и направляемый счастливым военным инстинктом,