– Значит, ты тут смотри все тихонько, – велела Света, – я ксебе пойду. Времени тебе до девяти утра. В десять архив открывается. Если вдругпонадоблюсь, видишь телефон? Наберешь один шестьдесят четыре, я тут же прибегу.Давай, пока.

Кивнув мне, Света нырнула за стеллажи. Я осталась одна вогромном, темном, враждебном помещении, освещенном только слабым светом неяркойлампочки. Вначале стало страшно, но потом я принялась перебирать документы, ииспуг отступил, уступив место любопытству.

Вот ведомость продуктов, рядом заявление некоего ГюнтераРура с просьбой предоставить ему отпуск, затем пожелтевшая бумажка с мелкимибуквами: "Тела двадцати пяти умерших в бараке "А" отправлены вкрематорий. Список прилагается". Тут же приколот огромной, совершенно нержавой скрепкой листок. «Савостин Николай, 1917 г., Тимофеев Константин, 1923г., Уваров Калистрат, 1901 г., Бжезинский Ян, 1905 г.». Дата смерти у всехнесчастных была одна – 1944 год, октябрь, двенадцатое число.

Чего только не сохранили немцы! Сведения о белье и счета заэлектричество, списки заключенных, доносы тех, кто в надежде на лишний кусокхлеба сообщал сведения о своих товарищах, переписку с вышестоящим руководствомрейха… Не было только никаких сведений о сути медицинских экспериментов. Можнобыло понять, что Горнгольц представлял собой огромную больницу, потому что водной из папок лежала куча накладных на лекарственные средства, названиякоторых мне ни о чем не говорили, да и написаны они были по-латыни, но историиболезни, детальные описания медицинских экспериментов отсутствовали! В концеконцов, это главные бумаги Горнгольца, ведь именно ради науки создавалсяконцлагерь. Так где этот архив? Может, его передали в Министерствоздравоохранения? Или отдали советским ученым, работавшим над аналогичнымипроблемами? Кстати, что изучали в концлагере?

Ответ на вопрос обнаружился в третьем ящике. Там оказалисьличные бумаги гитлеровцев – тех, кто, опозорив белый халат, мучил ни в чем неповинных людей. На самом верху лежало письмо. Адрес был написан слегкавыцветшими черными чернилами. «Берлин, Вильгельмштрассе, 24, фрау Гизеле Рур».

Я вытащила сложенный вчетверо листок, разгладила его иуглубилась в чтение, радуясь, что в школе на уроках немецкого языка не считалаворон, а старательно учила лексику.

"Дорогая мамочка, ты спрашиваешь, как я себя чувствую.Просто отлично. Конечно, Горнгольц не Берлин, и мы тут все сидим за колючейпроволокой, не имея возможности высунуть нос наружу. Но думаю, что и вам встолице не слишком-то весело.

Я счастлив и горд, что могу послужить нашей Родине. Малокому из молодых врачей повезло так, как мне. Лаборатория в Горнгольце оснащенапо последнему слову техники, мы имеем все высококлассные препараты. Впрочем,думаю, иначе и быть не могло, ведь полковник Фридрих Виттенхоф гений, а создаетон средство от рака. Еще пару лет – и весь мир узнает, что рак победили именномы, ученые Адольфа Гитлера. У полковника потрясающая идея. В двух словах смыслее состоит вот в чем: чтобы остановить рост злокачественных клеток, их следуетуничтожить, но как? Десятки людей ломали мозги над этой проблемой, и толькогосподину полковнику пришло в голову простое решение: яд! Следует подобратьсильное отравляющее вещество, которое не принесет вреда организму в целом, ноубьет чужеродные, разрастающиеся клетки. Вот в этом направлении мы и работаем.К счастью, недостатка в человеческом материале нет, нам все время подвозятновые организмы. Смертность среди подопытных очень высока, но ни одно научноеоткрытие еще никому не упало в руки просто так. Сначала господин полковникхотел отправить меня в другую лабораторию, где изучают заживление ран, но ябуквально на коленях умолил его оставить меня при онкологах. Конечно, то, чтоделают ребята в бараке "Б", очень и очень важно, в особенности вовремя войны, когда множество доблестных солдат вермахта страдает в госпиталях.Но война скоро закончится нашей победой, я в этом твердо уверен, отступлениевойск вермахта – тактическая хитрость фюрера. А онкология, согласись, этоблагородно – спасать арийцев от смерти.

Есть еще одно, почему я категорически не захотел идти вбарак "Б". Мамочка, я влюбился! У господина полковника естьочаровательная дочь и еще воспитанница. Им всего восемнадцать лет, но онихороши собой, как Лорелея, умны и великолепно помогают полковнику. РодителиЛиззи умерли давно, мать Бригитты тоже, а девочки с 1939 года следуют заполковником тенью. Только не надо думать, что они неучи. Да, они не имеливозможности регулярно учиться в гимназии, но господин Виттенхоф сам занимаетсяобразованием дочери и воспитанницы. Бригитта и Лиззи знают германский эпос иисторию, прекрасно разбираются в математике, но, главное, у них великолепный умисследователей. Ах, мамочка, с моей стороны слишком самонадеянно думать, чтоодна из этих девушек обратит на меня внимание, но я делаю все возможное, чтобыпонравиться своей избраннице. А недавно мой коллега Курт снял нас во времяэксперимента. Посылаю тебе карточку, чтобы стало понятно, какие они красавицы.Остаюсь твой любящий сын Гюнтер. 18 апреля 1945 года".

Тут же в конверте лежал и небольшой, но четкий снимок.Худощавый парень в белом халате улыбается, опершись рукой на операционный стол.У Гюнтера, твердо верившего восемнадцатого апреля сорок пятого года в победуфашистских войск, были приятное лицо интеллигентного мальчика из хорошей семьии открытая, бесхитростная улыбка. Трудно поверить, что он брезгливо называл«человеческим материалом» и «живыми организмами» своих одногодков из Польши иРоссии, на которых испытывались лекарства. Но еще меньше походили нахладнокровных убийц стоявшие рядом девочки. Обе невысокого росточка, с пышнымибелокурыми волосами и милой, слегка застенчивой улыбкой, они казалисьнастоящими красавицами. На юных медсестрах были белые халаты, перетянутые наневероятно тонких талиях поясами, на ножках простые туфельки, похоже, безкаблуков. Милая группа стояла в комнате, похожей на операционную. Однаиздевочек держала в руке эмалированный лоток, прикрытый марлей.

Если бы мама Гюнтера получила снимок, предполагаемые невестысына скорей всего пришлись бы фрау по душе – настоящие германские девушки,аккуратные, скромные, работящие. Из таких получатся отличные хозяйки и материсемейства.

Внезапно у меня перед глазами встала Ирина Глебовна, женапокойного Листова, и я вздрогнула. Бригитта! Неужели она одна из техотвратительных девочек, мучивших заключенных просто так, из природнойжестокости? Да быть того не может! Девушки на фотографии смотрятся ангелами.