что ты далеко.

– Это правда. Какое-то время я служил в армии – она рассказывала тебе об этом?

Генри качает головой.

– Я был в Ираке. Знаешь, где это?

– Да, – отвечает он. – Я люблю географию. Я выучил песню о ста девяноста пяти странах.

– В Ираке едят кебаб. Это такое мясо на палочке. Баранина или говядина, иногда курица или рыба. Это довольно вкусно, лучше, чем еда в бараках. А еще у них есть гуляш, который называется «кима».

– Я не люблю суп, – морщит нос Генри.

– Я тоже не люблю суп, – говорю я. – Но густой и хороший гуляш может быть полноценным блюдом. Готов поспорить, такой большой пацан, как ты, частенько хочет есть.

– Да, постоянно.

– Со мной тоже так было, я все время рос. Ты голоден сейчас?

Генри кивает, его глаза блестят.

– Какая твоя любимая еда?

– Мороженое.

Я снова завожу мотор.

– Думаю, мы сможем найти открытый магазин, где продают мороженое.

В этот момент рядом со мной начинает звонить телефон. Я вижу на экране имя Симоны и снимаю трубку, думая, что она увидела мой звонок или заметила пропажу Генри. Я собираюсь сказать ей, что он со мной и в безопасности.

– Симона… – начинаю я.

Но слышу в трубке мужской голос.

– Данте Галло.

Голос плавный. Почти приятный. И все же при его звуках по моей коже пробегает электрический разряд.

Я знаю, кто это, хоть никогда раньше и не слышал этот голос.

– Кристиан Дюпон, – говорю я.

Он издает легкий звук, что-то между раздражением и смешком.

– Очень хорошо.

Кристиан уже знает, что я выяснил его имя, потому что видел меня в том доме.

Меня накрывает неприятное чувство шока.

Дюпон звонит мне с номера Симоны. Это значит, что ее телефон у него. А, возможно, и сама девушка.

– Где Симона? – требую я ответа.

– Прямо здесь, со мной, – мягко говорит он.

– Дай мне поговорить с ней.

– Нет… это вряд ли… – лениво отвечает мужчина.

Мысли в моей голове бешено скачут, как и сердце. Я пытаюсь сохранять спокойствие и не провоцировать его. Мой голос подобен стальному тросу, натянутому до предела.

– Не вздумай навредить ей, – рычу я.

Дюпон снова издает тот невнятный смешок, на этот раз громче.

– Она настоящая красавица, – говорит он. – Даже красивее, чем на фото. Я был удивлен.

Я держу телефон так крепко, что, боюсь, могу его раздавить. Генри смотрит на меня во все глаза. Он не слышит, что говорят на том конце, но выражения моего лица достаточно, чтобы напугать его.

– Чего ты хочешь? – требую я ответа.

– Это интересный вопрос, – говорит Дюпон. Я не вижу мужчину, но по звуку его голоса можно представить, как он сидит, задумчиво откинувшись в кресле, смакуя сигару или просто глядя в потолок. – То, чего я действительно хочу, невозможно. В конце концов, нам не дано воскрешать мертвых. Так что мне приходится рассматривать другие варианты. Что-то еще, что сможет немного заглушить горечь потери…

– Симона не имеет к этому отношения! – рявкаю я.

Дюпон не реагирует на мой гнев, оставаясь совершенно спокойным.

– Я в этом сомневаюсь, Данте. Знаешь, я приехал сюда с простой целью – отомстить и собирался сделать все чисто. Кэллам Гриффин, Миколай Вильк и Марцель Янковский. Коля Кристофф, разумеется, тоже заслуживал смерти, но Фергус Гриффин уже позаботился об этом. Так что я собирался пройтись по своему списку и закончить на этом. Но ты встал на моем пути.

– Я даже не знал, кого ты пытался застрелить на митинге, – сообщаю ему я.

– Вот что значит «судьба», да, Данте? – шипит Дюпон. – Я знал о тебе все в Ираке еще до того, как оказался в одном полку с вашим наблюдателем. Ты был героем для этих мальчишек. И для меня тоже, когда я только попал туда. Я хотел с тобой познакомиться. Пару раз это чуть не случилось. Однажды вечером мы оба были на базе в Таджи, достаточно близко, чтобы я мог видеть, как ты сидишь перед костром спиной ко мне. Но всякий раз что-то мешало мне приблизиться к тебе. И через некоторое время я начал думать, что так даже лучше. Потому что я хотел побить твой рекорд. Я решил, что будет куда забавнее, если при нашей первой встрече лицом к лицу я смогу сказать тебе об этом. Потом ты демобилизовался, и я подумал: «Отлично. Теперь я точно знаю, какую цифру мне нужно побить».

Я выслушиваю всю эту херню в полной агонии. Я не желаю ничего знать об этом нелепом соревновании, которое существует только в его голове. Я хочу знать лишь о том, где сейчас находится Симона. Мне нужно услышать ее голос, чтобы понять, что девушка в порядке. Но я собираю все крупицы спокойствия, что у меня остались, чтобы не разозлить этого психопата еще больше, чем уже разозлил.

– А потом они отправили меня назад, – с горечью говорит Дюпон. – И я так и не побил эту цифру.

Я уже знаю, что его не просто «отправили назад». Его уволили за то, что он был психом. Но я сомневаюсь, что Кристиан это признает, и мне, конечно, не стоит поднимать эту тему.

– Я было думал, что на этом наши пути разошлись, – вздыхает он. – Пока не узнал о смерти Джека.

– Ты знаешь, что я не убивал его, – говорю я. Не потому, что меня волнует мнение Дюпона, но потому что не хочу, чтобы он вымещал гнев на Симоне.

– Я знаю, что именно там случилось, – резко бросает Дюпон. – Хотя мне понадобились месяцы, чтобы докопаться до сути. Вы все прикрывали свои задницы, стараясь не светиться в прессе. Позволили им написать, будто Джек был преступником, как вы сами. А он НЕ БЫЛ!

– Он был телохранителем Кэллама, – говорю я, не уточняя при этом, был ли Джек частью ирландской мафии или только наемным работником. – Они были друзьями.

– Друзьями, – презрительно произносит Дюпон. – Ты развозишь своих друзей, как какой-то слуга? Ты открываешь перед ними дверь? Эти ирландские ублюдки обращались с ним, как с псом, хотя родословная нашей семьи раз в десять больше, чем у них.

Нет смысла с ним спорить, хотя я знаю, что Джек был не безразличен Кэлу. После гибели друга тот несколько месяцев был подавлен, чувствуя свою вину за случившееся. Ему потребовалось время, чтобы простить Мико, даже после того, как Миколай женился на его сестре. Возможно, Кэллам никогда бы не простил его, если бы поляк не спас жизнь Нессы.

Но ничто из этого не уменьшит злость Дюпона на наши