меня перед глазами.

Слишком часто я оказываюсь на грани. Удача скоро перестанет мне улыбаться.

Пока мы залезаем в машину, Себ говорит:

– Тебе бы в больницу.

– Сколько времени? – спрашиваю я.

– Пять сорок два.

Я прекрасно помню, что когда в последний раз что-то взрывалось рядом со мной, я опоздал на встречу с Симоной.

Этого не повторится. Пусть даже весь город будет охвачен пламенем.

– Просто заедем в магазин, – говорю я.

– В какой магазин? – уточняет брат.

Я морщусь.

– В тот, где продают щипцы и алкоголь.

Симона

Я жду Данте перед отелем. Я так волнуюсь, что, кажется, меня сейчас стошнит.

Я собиралась больше часа. Жалкая часть меня надеется, что, если я буду достаточно красива, Данте сможет меня простить. Я знаю, что это глупо, но, когда всю жизнь ты продаешь свою внешность, на что еще тебе рассчитывать в минуты отчаяния?

Я бы все отдала за то, чтобы вернуться назад во времени и изменить свое решение.

Но это невозможно. Все, что мне остается, это сказать Данте правду. Всю ужасную правду как она есть.

Я оставила Генри с родителями, и они вовсю играют в настолки.

Перед выходом я подготовила сына ко сну и проследила, чтобы он надел чистую пижаму и почистил зубы.

– Ты куда? – спросил он, оглядывая мое платье, каблуки и сережки.

– Мне нужно выйти на пару часов, – ответила я.

– Ты идешь на встречу с ним? – уточнил сын. – Моим отцом?

Я заколебалась, а затем честно ответила:

– Да.

– Я хочу пойти с тобой, – тут же сказал Генри.

– Ты не можешь.

– Почему?

– Нам предстоит… серьезный взрослый разговор. Только вдвоем. Но я думаю – я надеюсь – что ты с ним скоро познакомишься.

– Я уже с ним знаком, – невнятно напомнил мне Генри с зубной щеткой во рту.

– Я имею в виду, познакомишься как следует.

Сын сплюнул в раковину и надулся.

– Я хочу пойти с тобой.

– Ты не можешь, – повторила я более строго.

Я поцеловала сына в щеку и пригладила ему волосы.

– Пожалуйста, веди себя хорошо с бабушкой и дедушкой.

– Я всегда веду себя хорошо, – ответил он.

По пути к лифтам я услышала, как за мной приоткрылась дверь в номер. Генри высунул голову в коридор. Я метнула на него строгий взгляд, и он исчез, с грохотом захлопнув за собой дверь.

Я надеялась, что он ничего не скажет моим родителям о Данте, но сейчас это не особо имеет значение. Я знаю, что они хотят держать Генри в секрете от Галло, но это не им решать.

Данте подъезжает к отелю. Он сидит за рулем винтажного автомобиля с откидным верхом – вероятно, из запасов Неро – и выглядит так, словно только что вышел из душа. На заднем сиденье лежит пара сложенных одеял для пикника или ночных посиделок на пляже. Мужчина принарядился и явно что-то запланировал, словно нам предстоит романтическое свидание. Мое сердце сжимается в груди.

Он выходит из автомобиля, чтобы открыть мне дверь. Данте двигается скованно, как будто у него болит спина, и все же тянет дверь на себя и делает шаг в сторону, чтобы я могла сесть.

Пока он садится обратно на водительское место, я замечаю, что его правое ухо ярко-красное, как и задняя часть шеи, будто мужчина получил серьезный солнечный ожог, несмотря на разгар осени. Белая повязка прикрывает его бицепс, лишь наполовину скрытый рукавом футболки.

– Что с тобой случилось? – восклицаю я.

– Нич…

Он хотел сказать «ничего», но замер на полуслове. Данте не хочет мне лгать.

– Я выяснил, кто в нас стрелял, – говорит он. – Его зовут Кристиан Дюпон.

– Кто это? – озадаченно спрашиваю я. – Его нанял Кенвуд?

– Нет, – качает головой Данте. – На самом деле он стрелял вовсе не в твоего отца. Его целью был Кэллам. И, возможно, я тоже – с этим я еще разбираюсь.

– Что? – Я ничего не понимаю.

– Это долгая история, – вздыхает Данте. – В целом, он винит Гриффинов и Галло в смерти своего двоюродного брата. И в чем-то он даже прав.

– Ты нашел его сегодня?

– Нет. Я нашел место, где он остановился, и его дневничок сталкера. Но затем весь дом, э-э-э, вроде как взорвался.

– ЧТО?

Данте морщится. Я понимаю, что это именно та часть истории, которую он не хотел мне рассказывать. Но в отличие от меня мужчина никогда не скрывает правду о себе и о том, чем он занимается.

– Ты в порядке? – спрашиваю я, пытаясь прийти в себя.

– Да. В полном порядке.

Это, скорее всего, неправда, но он пытается меня успокоить. Мое сердце бешено стучит. Не так я представляла себе начало этого разговора.

– Впрочем, – добавляет Данте. – Я могу рассказать тебе об этом за ужином.

– Вообще-то… – Я сглатываю. – Может, мы могли бы… просто прогуляться.

Я не хочу, чтобы во время этого разговора нас окружали люди, и не хочу, чтобы кто-то мог нас подслушать.

– О… конечно, – говорит Данте. – В квартале отсюда есть парк…

– Отлично.

– Тогда я оставлю машину здесь.

Он паркуется у тротуара, и мы выходим из машины.

Я не вполне одета для прогулок. Боже, я совсем об этом не подумала. На мне босоножки с ремешками, черное коктейльное платье и легкий блейзер сверху. С заходом солнца воздух стал прохладнее, и я обнимаю себя за плечи, дрожа от холода.

– Погоди, – говорит Данте. – Он подбегает обратно к машине, достает с заднего сиденья свою кожаную куртку и накрывает ею мои плечи. – Лучше? – спрашивает он.

– Да, – жалобно киваю я. Я не хочу, чтобы Данте проявлял сейчас заботу – это невыносимо.

Он чувствует мои переживания и понимает, что что-то не так. Когда мы сворачиваем к парку, Данте произносит:

– Итак, о чем ты хотела поговорить? О твоей работе? Потому что я мог бы…

– Нет, – прерываю его я. – Речь не об этом.

– А о чем?

Данте тяжело шагает подле меня, шумно ступая по мощеному покрытию. Даже сквозь кожаную куртку я ощущаю жар от его огромного тела. Когда я бросаю взгляд на мужчину, его черные глаза смотрят на меня нежно и с интересом.

Я не могу это сделать.

Но я должна.

– Данте, – начинаю я дрожащим голосом. – Я люблю тебя…

Нет, так неправильно. Так нельзя начинать. Это манипуляция.

Он собирается мне ответить, но я прерываю его.

– Нет, просто выслушай… Я кое-что сделала. Кое-что ужасное.

Данте смотрит на меня. Ждет. Он думает, что бы я ни натворила, это не имеет значения. Возможно,