– Да, Белинда, ты проблема, – гневно реагирует Том, – ты проблема, которую мне не решить! Не решить, потому что решать ее должен не я, понимаешь? Не я, а ты!

– А я не хочу ничего решать, понятно?! – вспыхиваю. – Меня все устраивает. Если хочешь что-то сделать, то самое время, а если нет – отвали от меня!

– А что я могу сделать?! – Том размахивает руками. – Насильно положить тебя в клинику? Запереть дома, заставить страдать от ломки? Рассказать отцу, что все стало еще серьезнее? Сделав это, я стану твоим врагом номер один. Я пытаюсь быть на твоей стороне, Белинда, но это уже почти невозможно.

– Не надо быть на моей стороне, можешь просто отвалить от меня и жить спокойно.

– Да не могу я от тебя отвалить, понимаешь ты это или нет? Я не могу от тебя отвалить, я люблю тебя и не хочу, чтобы ты сдохла!

Я опускаю голову и чувствую боль в сердце. Том прикрывает глаза и трет их пальцами, скрывая от меня взгляд. Не в силах больше на него нападать, я отворачиваюсь к окну. Он прав, черт возьми. Он во всем всегда прав.

– Том, я… хочу бросить, – стыдливо говорю. – Правда хочу… но я… я понятия не имею, как это сделать, и не знаю, как жить без наркотиков.

Он молчит. Я продолжаю:

– Они огромная часть моей жизни, понимаешь? Единственный способ почувствовать себя счастливой!

Том говорит:

– Тебе не нужны наркотики, чтобы быть счастливой.

В окно я вижу, как мы подъезжаем к дому. Я уже не знаю, что мне нужно. Не понимаю, что я должна и почему вообще что-то должна. Я хочу бросить, но только потому, что этого хочет он. Я хочу быть с ним, но не знаю, чего хочу больше. И, черт возьми, я не могу твердо сказать, что мне важнее – настоящий, живой человек или эфемерная реальность, где все хорошо.

И это ужасно, я знаю. Но я хотя бы себе не вру.

* * *

В какой-то момент кажется, что ломать меня не будет. Я твердо уверяю себя, что не прошло еще достаточно времени, и я просто посижу на отходах пару дней. Любой человек посмеялся бы мне в лицо, но мозг решил успокоить себя так и дать мне фору перед тем, как все начнется.

Я не помню, как засыпаю, но просыпаюсь посреди ночи в своей спальне от боли в желудке и тошноты. Поначалу просто пытаюсь снова заснуть, но потом становится настолько плохо, что игнорировать уже не получается.

Медленно поднявшись, я чувствую, как тошнота подбирается к горлу, и срываюсь в ванную, где меня рвет в раковину. Меня бросает в жар, трясет, я цепляюсь за мрамор пальцами и до боли их сжимаю. Это ужасно, мерзко, отвратительно и противно.

Отдышавшись, я споласкиваю рот и поднимаю голову к зеркалу. То, что я вижу, заставляет задохнуться. Зеленоватая кожа, впалые скулы, на лбу огромные красные прыщи. Темные мешки и глаза, больше не голубые, а блекло-серые. Я как будто стала еще худее, чем была, только теперь это смотрится некрасиво. Мне становится так больно от своего вида, что слезы проливаются из глаз моментально.

Нет, не может быть.

Я не могу выглядеть так ужасно, этого не может быть, это не я.

Как мне все исправить, я не хочу быть такой, я не хочу…

Не выдержав и опустив голову, я начинаю плакать. Какая же я дура, дура, дура, просто идиотка. Я вся трясусь. Мне так ужасно, я не знаю, что делать. Мышцы сводит, я еле переставляю ноги и практически выползаю из комнаты.

С трудом осмотрев второй этаж, я понимаю, что Тома тут нет. Спустившись вниз, я вижу тусклый свет на кухне и его с бутылкой пива в руке. Как только захожу в зал, он разворачивается ко мне и окидывает критическим взглядом. Чувствуя, что идти дальше не смогу, я опираюсь о диван и через всю комнату говорю:

– Меня ломает.

– Конечно, тебя ломает, – будничным тоном говорит Том.

– Нет, ты не понял, – с нажимом отвечаю, – меня реально ломает!

Том делает глоток из бутылки.

– Я вижу.

Сжимаю пальцы, впиваясь ногтями в мягкую спинку. Из-за его безразличия гнев разрывает меня изнутри, но я до последнего сдерживаюсь.

– Сделай что-нибудь, – сквозь зубы умоляю я, не отрывая от него взгляда.

– Что я могу с этим сделать? – качает головой Том.

– Как это что?! – вскрикиваю. – Да что угодно, у тебя есть таблетки, дай мне их!

– Отвали от моих таблеток, – говорит он, опираясь спиной о кухонный гарнитур и засовывая одну руку в карман.

Я зажмуриваюсь от разрядов боли, что пронзают мышцы.

– Ублюдок… – шепчу, не зная, услышал Том или нет.

Злость подпитывает тело силами, и я направляюсь на кухню.

– Тогда я возьму бухло! – угрожаю, но как только подхожу, Том закрывает собой бар и не дает к нему приблизиться.

– Ты ничего из моего бара не возьмешь, – повышает голос.

Щеки вспыхивают от гнева, когда я смотрю на его непроницаемое лицо.

– Если ты не пустишь меня, я уйду отсюда, понятно? Я уйду обратно и буду колоться!

Я цепляюсь Тому за футболку и пытаюсь притянуть к себе, но он сопротивляется и хватает меня за запястья.

– Только посмей отсюда выйти, – сквозь зубы говорит он и отрывает мои ладони от себя.

– И что?! – кричу. – Что будет?! Что ты сделаешь?! Что ты мне сделаешь, ты ничего не можешь! – Я пытаюсь оторвать от себя его руки, толкаю, и Том даже делает шаг назад, но все равно крепко держит меня и не дает продвинуться ни на миллиметр.

– Тогда дай мне ее! – Я прокручиваю руку и хватаю бутылку пива, пытаясь вырвать из его рук.

– Алкоголь тебе не поможет!

Том сопротивляется, но в какой-то момент говорит:

– Да пожалуйста. – И отпускает меня, а я по инерции отшатываюсь. – Забирай.

– Отлично. Прекрасно. Спасибо! – иронизирую и делаю несколько шагов от него.

Том не двигается, только складывает на груди руки. Убедившись, что уходить с кухни он не собирается, я делаю огромный глоток и демонстративно ухожу наверх.

Поднявшись в комнату, я закрываю дверь. Пытаюсь влить в себя все пиво за раз, но сразу понимаю, что это действительно не спасет. Я мечусь по помещению, запускаю пальцы в волосы, тяну их, стараясь хоть как-то отвлечься от боли.

Я оказываюсь в ванной, когда смотрю на бутылку в руке и раковину на фоне, и до меня вдруг доходит, что мне поможет. Ни секунды не раздумывая, я бью стеклом о камень, и бутылка лопается у меня в ладони, с дребезгом разлетаясь в стороны. Я отскакиваю, стряхивая осколки, а потом поднимаю один из них и рассматриваю – острый. Очень острый, и от остроты блестящего конца сердце начинает истерически биться.

Я замираю. Не понимаю, что чувствую. То ли волнующее предвкушение, то ли нервный страх. Не отрывая взгляда от коричневого осколка, я опускаюсь на унитаз. Глубоко вдохнув, приподнимаю шорты и касаюсь ноги стеклом.