Еще одно лицо, незнакомое.

Джеймс Мокси.

Мокси – непревзойденный фокусник, и сведущ в этом больше, чем Джон Боуи и сам он, Дуайт.

А вдруг у него тоже есть свои зеркала, и те ивы, мимо которых ехал Дуайт, были просто отражением ив, растущих вдоль Большой дороги? И Джеймс Мокси сейчас выпрыгнет из-за этих искусно построенных декораций с изготовленным для стрельбы пистолетом?

Дуайт принялся всматриваться в корни и стволы деревьев, пристально изучать тени.

– Прекрати! – вдруг приказал он себе. – Успокойся, черт побери!

Как выглядел этот Мокси? Нетрудно было представить некое условное лицо. Шрамы от постоянных стычек, в которых он, конечно же, участвовал на Большой дороге. Узкая щель рта, скупого на слова. Глубоко сидящие глаза, способные метать молнии. А за этими глазами – ум и воля столь мощные, что пистолеты стреляют сами по себе, не дожидаясь, пока их вынут из кобуры и спустят курок.

– ПРЕКРАТИ!

Голос Дуайта тонул в стуке копыт. Экипаж раскачивался и потрескивал на неровной дороге.

Дверца экипажа хлопала.

– Что?

Дуайт потянул за вожжи. От неожиданности лошади резко остановились, возмущенно заржав и взметнув копытами клубы пыли.

Дуайт внимательно посмотрел назад, на дверцу. Та медленно закрылась, потом, влекомая собственной тяжестью, открылась вновь.

Дуайт взглянул на дорогу. А вдруг Кэрол выпала и лежит где-то в дорожной пыли?

– О, господи! – воскликнул Дуайт и быстро спустился вниз.

Дверца вновь закрылась, и Дуайт, схватив ее ручку, распахнул.

Кэрол сидела с открытыми глазами, протянув к нему руки.

– О, нет!

Дуайт отпрыгнул от экипажа, с силой захлопнув дверцу. Кэрол исчезла за черным деревом, а Дуайт уставился в темное окно. Но оно отразило лишь стоящие у дороги ивы.

– Кэрол?

Может, он сходит с ума? Все эти лица, которые ему привиделись! Немудрено – ведь от забот голова идет кругом!

– Кэрол, дорогая!

Он вновь взялся за ручку. Конечно же, это ему почудилось. Кэрол наверняка лежит, как и лежала, на полу экипажа, а то, что он видел – это нелепые игры его встревоженного ума.

Он открыл дверцу.

Кэрол сидела в той же позе, подняв руки, словно хотела дотронуться до мужа.

Сидела с тем же выражением лица.

Чего нельзя было сказать о Дуайте.

– Кэрол, дорогая! – воскликнул он. – О, боже! Кэрол!

Он шагнул к ней, явно намереваясь обнять. И тут же остановился.

– Кэрол?

Она не шевелилась. Даже не моргала.

Дуайт поднес ладонь к ее лицу и помахал. Глаза Кэрол оставались неподвижными.

– Кэрол! – произнес Дуайт и вздохнул так глубоко, словно в едином выдохе хотел сбежать из собственного тела. – Ты все еще в… в Воющем городе, верно?

Достав из кармана зеркальце, он поднес его к лицу Кэрол. Потом, переводя взгляд с холодного стекла на глаза Кэрол, принялся считать. Зеркальце чуть запотело на двадцать второй секунде.

– Все еще жива, – проговорил Дуайт, опустив зеркальце. – Все еще в своем темном городе.

Убрал зеркальце в карман.

– А интересно, Кэрол, как тебе удалось сесть? И каким я выгляжу теперь в твоих глазах?

Он улыбнулся.

– Раньше ты не двигалась. Отчего же все изменилось?

А действительно, отчего? И почему именно сейчас, когда у Дуайта и без того хватает забот?

Он приложил ладонь к ее груди, после чего легонько толкнул.

Кэрол упала на пол экипажа, но кончиком пальца, самым острием ухоженного ногтя, скользнула по лицу мужа.

– Ты что?

Дуайт приложил ладонь к щеке – кровь!

Они все узнают! Это же следы борьбы! ОНИ ВСЕ УЗНАЮТ!

Прекрати!

Его голос эхом прокатился по Большой дороге.

Дуайт, не отводя глаз, смотрел на Кэрол. А вдруг Опал вновь попросит его открыть экипаж и увидит сидящую Кэрол – в той же самой позе, в которой ее увидел Дуайт?

Но как это случилось? Что изменилось и почему Кэрол обрела способность двигаться?

– Это нечестно, – проговорил он, упав на колени на обочине и в волнении зачерпнув две пригоршни земли и камней. – Раньше ты никогда не двигалась. Это…

Дуайт встал и вернулся к экипажу.

– Это… нечестно!

И принялся засовывать камни и землю Кэрол под платье – к талии, под плечи.

Вновь вернулся на дорогу, чтобы набрать камней и земли. И вновь отправил камни и землю с Большой дороги под платье Кэрол. Часть земли насыпалась сверху, но Дуайт не обратил на это никакого внимания.

– Попробуй теперь встать! – проговорил он, едва владея собой. – Только попробуй.

Дуайт все возвращался и возвращался к краю дороги, чтобы набрать побольше камней и принести их к экипажу. Наконец, как ему показалось, он насыпал их под платье Кэрол достаточно, чтобы она не могла подняться. Установив зеркало на прежнее место – туда, где видел его шериф, он удовлетворенно хмыкнул.

Когда он возвращался на место кучера, его не покидал образ: Кэрол с камнями и землей под платьем идет ко дну, хотя вокруг – ни капли воды.

Найдя под сиденьем веревку, Дуайт привязал ею дверцу.

– Нет, это нечестно, – вновь произнес он, и голос его дрожал так, что, окажись рядом шериф, в его глазах отразились бы не только подозрения. – Несправедливо.

Наконец он поднялся на сиденье кучера и щелкнул вожжами. Лошади двинулись.

– Что, Марта? Ты хочешь знать, кто это? Да просто старый друг, которого мы завтра хороним. И это все, что мы можем для нее сделать.

Дуайт вновь щелкнул вожжами. Голос его, подумал Дуайт, звучит совсем по-детски. И это испугало его.

Что сказал бы Мандерс, если бы увидел Кэрол сидящей?

А Опал?

А Мокси?

Он ехал мимо самых больших в Хэрроузе домов. Проехал даже свой дом. Даже не осознавая этого до конца, он поменял свои планы, и теперь исполнял их.

Было еще одно место, куда он обязан был заехать перед возвращением домой. Там он надеялся избавиться от одного из многих лиц, которые носил тот странный незнакомец, его ночной визитер.

– Только одна короткая остановка, Марта! Верь мне.

Он подумал о Кэрол, лежащей на полу экипажа, с камнями в платье.

– Но ты ведь всегда веришь мне, не правда ли? Конечно, веришь. Как же иначе?

Он тронул свежую царапину на щеке.