Во время вступительной речи Главного стратега Чжугэ о силе и потенциале нашей пары Шиминь стоит за вспомогательным занавесом – из нас двоих он предстанет перед публикой первым. Сыма И, Ичжи и я ждем в темных кулисах. Мой коронационный костюм так сложен, что я с большим трудом помещаюсь в кресле. Тяжелый плащ, который я придерживаю обеими руками, предназначен для того, чтобы до времени никто не увидел мой наряд. Ичжи держит расшитую золотом подушку, на которой лежит корона, покрытая отрезом красного шелка. Сыма И… Сыма И просто захотел быть здесь, с нами.

Когда занавес открывается и медово-золотой свет падает на Шиминя, самые богатые люди Хуася разражаются восторженными криками. Одетые в дорогие дизайнерские наряды, они дружно поднимаются на ноги вокруг восьмидесяти восьми столов, расставленных в сверкающем мрамором банкетном зале. Красные салфетки и бумажные веера обрамляют каждую тарелку – так и кажется, будто тут произошла осенняя бойня, чьей жертвой пала листва. Это гораздо более теплый прием, чем тот, что нам оказали, когда мы приехали в Чанъань в первый раз. Наша репутация, возможно, по-прежнему сомнительна, но теперь мы звезды. Этих людей не заботят ни Ян Гуан, ни убитые родичи Шиминя; для них имеет значение только то, что они получили возможность до скончания века хвалиться своим присутствием на этом мероприятии.

Что же до зрителей, не попавших сюда… Даже если они посмотрят церемонию только затем, чтобы лишний раз потешить свою ненависть к нам, они все равно увеличат нашу прибыль.

Аплодисменты заглушают звон брони Шиминя, когда тот подходит к Главному стратегу Чжугэ. Шею пилота обвивает красный с золотой пылью шифоновый шарф, стыдливо прикрывающий армейский ошейник; концы шарфа спускаются сзади между крыльев. Еще два шарфа стекают с пышных пернатых наплечников и с тихим шорохом скользят по натертому паркету.

– Ли Шиминь, – провозглашает Главный стратег Чжугэ. – За ваш не имеющий себе равных вклад в военные усилия Армия освобождения человечества признает вас Королем пилотов 219 и 220 годов после объединения Хуася!

Мы с Ичжи обмениваемся быстрыми улыбками. Ичжи выходит под свет софитов, неся на подушке покрытую красным шелком корону, чем вызывает новую волну восторженных криков и аплодисментов. На ходу Ичжи сдергивает шелк, и корона является взорам публики. Низкий гул проносится по залу. Зрители разочарованы. Две недели хайпа – и все ради стандартного двойного обруча с какими-то перышками спереди?

Я многозначительно усмехаюсь.

«Погодите-ка, дорогие гости».

По сигналу Шиминь делает оскорбленное лицо и воздевает закованный в броню палец. Ичжи останавливается как вкопанный.

Глядя вниз с показным отвращением, Шиминь прикасается пальцем к короне. Закрывает подведенные угольно-черной краской глаза. Алое ци устремляется из его спинного ортеза через доспехи в корону.

Перья начинают трепетать, как живые.

Дух-металл доспехов перетекает в корону и создает новые перья, подвигая прежние, словно на конвейере. И вдруг перья, встряхнувшись, точно птица под дождем, разворачиваются в крылья. Публика ахает от восторга.

Крылья – их четыре, расположенных по бокам короны, – с каждым взмахом растут вширь и ввысь, становясь гигантскими, эпическими – с такими сможет справиться только Король пилотов. Двойной обруч трансформируется в танцующие и извивающиеся языки пламени. Между крыльями вырастают шипы алых кристаллов.

Публика упивается этим зрелищем. Она им живет. Ян Цзянь за столом с другими знаменитыми пилотами, уже в подпитии, щелкает пальцами и вопит: «Да-а-а-а!» Цьело негодующе смотрит на него с соседнего стула, но помалкивает.

Главный стратег Чжугэ берет корону, его руки напрягаются под ее тяжестью. Дух-металл тяжелее свинца, если ты не соединен с ним.

– Добро пожаловать в Зал славы, мой король! – говорит он с улыбкой и увенчивает голову Шиминя. Тот вынужден довольно низко наклониться.

Когда Шиминь выпрямляется и открывает глаза, он излучает не только свое основное ци-Огонь, но и второе по значимости ци, Землю. Меридианы как потоки лавы и золота расчерчивают кожу его лица и шеи. Радужки глаз светятся обоими цветами: сияющее желтое кольцо вокруг яростного красного. Вспышки ци расцветают на его доспехах и короне – те словно объяты огнем.

Наконец-то его облик обрел завершенность. Он выглядит как настоящий пилот.

Слышу всхлип рядом.

Столбенею с раскрытым ртом.

– Стратег Сыма, вы… вы плачете?

К моему изумлению, он не отпирается.

– До сих пор помню, как забирал его из лагеря для заключенных. Прошло шесть дней, прежде чем он произнес хоть слово. – Сыма И вытирает глаза ладонями, потом шлепает меня по плечу. – Давай, иди.

Тихонько покряхтывая, понимаюсь с его помощью на ноги. Доспехи придают мне достаточно сил, чтобы стоять, несмотря на мою, впрочем, уже подживающую рану. Осторожно выхожу на сцену за следующим закрытым занавесом. Сердце набирает скорость, когда я останавливаюсь в центре, позади просвечивающего сквозь занавес силуэта Главного стратега Чжугэ. Он рассказывает о том, как пилоты Слаженной Пары помогают друг другу развиваться, – так он закладывает первый камень, из которого вырастет арка нашего с Шиминем искупления.

«Ничто не трогает человеческую душу сильнее, чем история подлинного, искреннего искупления, – сказал нам Гао Цю несколько дней назад. – После того как вы вернетесь победителями, желательно совершив подвиг самопожертвования в решающей схватке, даже самые большие ненавистники не найдут моральных оснований, чтобы продолжать вас ненавидеть. Двойственность ваших личностей послужит искрой для разжигания дискуссий еще на много-много лет вперед».

Из-за оглушающего стука крови в ушах я едва не упускаю момент своего выхода.

– А сейчас – девушка, сумевшая совершить невозможное! У Цзэтянь!

Занавес расходится в стороны. Свет бьет по глазам. В последнюю секунду я решаю крепко зажмуриться. И лишь позволив публике поаплодировать несколько мгновений, открываю глаза – медленно, дразняще.

Ичжи и Главный стратег Чжугэ расходятся за кулисы. Я делаю шаг и становлюсь рядом с Шиминем, не глядя на него. Полы тяжелого плаща ложатся на паркет. Зрители наклоняются вперед и прищуриваются, как будто у них рентгеновское зрение, с помощью которого они могут разглядеть, что у меня под плащом.

Я наслаждаюсь моментом, обводя присутствующих бесстрастным взглядом.

А затем распускаю узел плаща изнутри и сбрасываю его одним взмахом своих крыльев.

Публика взвывает от восторга. Ян Цзянь, забыв, что держит бокал, вскидывает руки жестом «та-да!» и проливает половину содержимого на платье Цьело.

Мне он нравится куда больше его дальнего родственника, которого я укокошила.

Вообще-то, мой коронационный наряд не так уж и сложен, он скорее величествен. Юбка из красного шифона вздымается под фениксовыми перьями набедренника – такая объемная, что я сейчас почти поперек себя шире. Приходится примять всю эту красоту, чтобы Шиминь мог дотянуться до моей головы. Буря золотых перьев взвихряется из-под алого подола. Рубины, нанизанные на сеть из золотых струн, сверкают на моих доспехах. Такие же, как у Шиминя, припорошенные золотой пылью шарфы свисают с моих наплечников.