Сыма И держит нас в курсе дел на границе, где, с тех пор как мы уехали в Чанъань, произошло четыре нападения хундунов. Для такого короткого периода это изнуряюще часто. Стоит солнечная погода, и потому атаки происходят ночью – хундуны никогда не появляются, если наши дроны-разведчики могут обнаружить их издалека. Так что, пока мы фотографируемся с Птицей, вероятность нападения крайне мала. Эти снимки совершенно точно станут хитом. Мы все равно должны были приехать на границу за своими доспехами для Коронации. Чтобы предотвратить кражу, пилоты обычно оставляют броню в спайке с креслами в кабине, так что вынуть их оттуда можем только мы.

– Поднимите одно колено и обхватите его руками, пилот У! – зудит мой наушник.

Подавляю желание закатить глаза и выполняю требование. Видеодрон парит перед нами на фоне серой равнины. Фотограф заставляет меня принять еще с десяток поз, в то время как Шиминь стоит, упираясь одной рукой в верхнюю часть клюва. С ним всегда проще: сгодится любая поза, которая создает максимально властный образ. Что до меня… Фотографы вечно мучаются, стараясь добиться того, чтобы я выглядела одновременно и агрессивной, и покорной.

Женщинам-медиазвездам обычно не позволяют выставляться напоказ в таком откровенно наглом виде, как у меня. СМИ изображают их только как довесок к мужчине-протагонисту – либо сверкающая улыбками девушка его мечты, либо любящая жена или заботливая мать. Они – его награда за победу над злодеем, утешение в случае проигрыша или побуждение к действию, для чего обычно требуется их смерть.

Если в списке персонажей есть агрессивная женщина, то она в числе антагонистов. Причем даже не главных антагонистов – она лишь служит злодею поддержкой и утехой, восхваляет его извращенный ум и неизменно готова умереть за его дело. Думаю, это как раз то, к чему они стремятся в нашем с Шиминем случае, но у них не очень-то получается. У меня собственный багаж, отличный от багажа Шиминя. От меня так же трудно отвести взгляд, как от него. Это идет вразрез с инстинктами фотографов, и они продолжают свои попытки согнуть меня в более униженные позы и придать моему лицу более кроткое выражение. При этом им приходится выдерживать линию нашего провокационного бренда. Им требуется вечность, чтобы разобраться, что со мной делать. Особенно сейчас, когда Гао Цю больше не глумится над снимками.

Босс сейчас занят, как он говорит, «болтовней» со стратегами Суй-Тан, включая Ань Лушаня. И не важно, поддастся Ань Лушань его давлению или нет, одно я решила твердо: я уничтожу этого человека за то, что он сделал с Шиминем. Ань Лушань взлетел на самый верх моего постоянно растущего списка смертников.

Это самое меньшее, что я могу сделать.

Когда мы заканчиваем съемку и направляемся к планолету, Цьело, Сюин и их партнеры уже ждут на стартовой площадке на Стене. Поскольку все они сейчас в периоде восстановления после только что прошедших боев, Гао Цю пригласил их на Коронацию Пары, которая состоится через два дня. Скупердяй сунул их в тот же планолет, на котором летим мы и наша съемочная команда.

Все четверо при нашем приближении застывают, одна только Сюин дарит мне улыбку, которая меркнет, когда она переводит глаза на Шиминя. Сюин тихонько ахает и отступает назад.

Как странно. Пилот класса «Принцесса» выказывает страх! Ее партнер Чжу Юаньчжан, здоровенный бывший монах-воин с бритой головой, поднимает перед ней руку в защитном жесте. У обоих с массивных черных корон на лоб свисает по миниатюрной черепашке.

Еду к ним в своем кресле, собираясь сказать что-нибудь приятное, чтобы разрядить обстановку, но один быстрый взгляд на Цьело – и воспоминание о сцене в душевой поднимает во мне новый приступ гнева. Он случайно активирует мои доспехи, включается мой внутренний сенсор духовного давления, и…

И вот тогда я обнаруживаю нечто странное.

– Хм… – Я сканирую всю четверку, затем киваю на Сюин и Цьело. – Почему у меня такое ощущение, что ваше духовное давление выше, чем у ваших партнеров?

Волна удивления, однако, по группе не проходит.

– Да просто духовное давление женщин ощущается острее. – Сюин пожимает плечами и смеется. – Это как с болью – у нас порог выше. По сути, во всех Слаженных Парах так – сенсор оценивает дух-давление девушки как более высокое.

– Правда? – Я больше не хмурюсь. – Вот, значит, в чем дело?

– Ага. Ты и… – Сюин мечет взгляд на Шиминя, ее глаза слегка темнеют под действием ци-Воды. Но тут ее ресницы начинают трепетать, щеки понемногу заливает краска, и Сюин сосредоточивается на мне. – Кстати, с тобой то же самое!

– Но ведь твой реальный показатель ниже, чем у него, верно? – говорю я и перевожу взгляд на Чжу Юаньчжана – тот стоит, сложив руки на широкой груди, и злобно таращится на Шиминя. Мой партнер чуть хмурится, но глаз не отводит.

– Да, – подтверждает Сюин. – У меня пять тысяч сто, у него – пять восемьсот. Но это когда он не в бою. А в бою его дух-давление может флуктуировать до более высокого уровня.

Хорошо. Это все объясняет. Военные ни за что не позволили бы Сюин работать вместе с Юаньчжаном, если бы ее духовное давление было выше, чем у него.

– Так, хватит трещать. – Цьело поднимает ладонь, словно говоря мне: стоп! Ослепительный солнечный блик отражается от ее зубастой тигриной короны. – Чтоб ты знала: я лечу на этом планолете только потому, что никогда не упускаю возможность побывать в Чанъане. Это не имеет ни малейшего отношения ни к тебе, ни к твоему гнусному партнерству с этим убийцей, – она наставляет палец на Шиминя, – в обиду будь сказано.

Глаза Шиминя сужаются еще больше. Он отвечает, но я не понимаю, что он говорит.

Зато Цьело реагирует, вздрогнув всем телом. Она тоже выплевывает что-то неразборчивое, грубое и гортанное.

Ах вот оно что – они разговаривают на своем родном языке. Ведь оба из племени сяньбэй.

Чжу Юаньчжан неожиданно толкает Сюин себе за спину.

– Хватит! – ревет он. – Я не сяду в планолет с двумя варварами!

У меня отвисает челюсть. Цьело и Шиминь на мгновение замирают.

Потом партнер Цьело, Ян Цзянь, сдерживает ее обеими руками, пока она осыпает Чжу Юаньчжана ругательствами. А Юаньчжан попросту шагает прочь, белый плащ пилота развевается за его спиной.

– Ах как нехорошо! Пожалуйста, простите! – Сюин всплескивает руками. Вид у нее растерянный: она и остаться хочет – объяснить, успокоить, – и порывается уйти вслед за партнером. – Его семья погибла в набеге жунди.

Я презрительно фыркаю. Между хань и жунди в провинции Мин весьма жаркий конфликт – настолько жаркий, что в тамошних храмах монахи больше упражняются в боевых искусствах, чем в медитации, но подобные дикие разборки – это же курам на смех!

– Да, но те жунди, что в провинции Мин, они же из племени мэнгу, разве не так? – осведомляюсь я. – А эти двое из сяньбэй!