Сюин ухитряется выдавить слабую улыбку, означающую, что ее партнер разницы не видит. Она извиняется и бежит за ним, зовя его по имени. Во мне клубится зависть: как же быстро она может передвигаться на своих не бинтованных ногах!

Цьело вырывается из рук Ян Цзяня. Поправляет свою униформу. Шиминь смотрит вслед Чжу Юаньчжану, и вид у него еще более потерянный, чем обычно.

Неожиданно Цьело хлопает его по плечу.

– Выше нос, Хан! – говорит она тише и мягче, чем прежде.

Лицо Шиминя светлеет от удивления.

Прежде чем он успевает ответить, она продевает руку под локоть Ян Цзяня и увлекает того к планолету.

– Хан? – недоуменно моргаю я.

Он усмехается:

– Это означает «царь».

Я отпускаю подлокотники кресла – оказывается, сама того не зная, вцепилась в них мертвой хваткой.

Что ж. Не знаю, что это значит. Может, Цьело сменит гнев на милость, хотя бы чуть-чуть, но все равно поездочка нас ждет та еще. Потому что, прежде чем вернуться в Чанъань, нам предстоит отклониться от маршрута. У нас сегодня еще одна фотосессия – при изумительно прекрасном кровавом сиянии заходящего солнца.

Съемки на рисовых террасах моей родной деревни.

Если моя семья и пыталась связаться со мной за прошедший месяц, армейское начальство мне об этом не сообщило. Наверное, чтобы наказать меня. Они полагают, что я встревожусь.

В реальности же я задвинула своих родичей в дальний угол сознания. Единственные новости о них, которые я получила, принес мне Ичжи. Он, оказывается, поведал им правду о нас – что мы встречались в лесу, что никогда не переступали черту – и предложил спонсировать обучение моего брата ремеслу механика-ремонтника электронного оборудования в ближайшем городе, при условии, что они не будут упоминать наши с Ичжи отношения даже в разговоре со мной. Я благодарна ему за прозорливость. Вопросы так и горят в глазах моих родичей, когда мы спускаемся из планолета по веревочной лестнице, но эта тема строго запрещена.

Что, однако, не мешает моему свиданию с семьей закончиться настоящей катастрофой.

Когда съемочная группа отправляется на поиски подходящего для съемок места на террасе, а восторженные соседи окружают других пилотов, мои родственники увлекают меня в комнату бабушки и дедушки.

Отец, не теряя времени, поднимает ор: знала бы я, что им пришлось вытерпеть от жителей деревни за то, что их дочь убила Ян Гуана! Все только об этом и трещали – кто за спиной, а кто и в лицо высказывался. Порог нашего дома закидывали грязью, на стенах писали «убийца». Отец требует сказать, как много я зарабатываю всей этой шумихой в медиа и почему я не послала им ни одного сообщения и не сделала ничего, чтобы вытащить свою семью из этой паршивой деревни.

Когда я заикаюсь, что весь мой доход идет на то, чтобы сделать возможным контрнаступление в Чжоу, отец взрывается:

– Мы родили и вырастили тебя, одевали и кормили, и так ты нас благодаришь?! – От его крика трясутся закопченные стены. – Отказываешься вытащить своих родных из чертовой преисподней, которую сама же и устроила! Ах ты неблагодарная тварь! Бьюсь об заклад, ты была бы счастлива, если бы мы сгнили в этом вонючем приграничье! Если Стена не устоит, хундуны сметут нас первыми, и ты будешь в восторге!

Дрожь охватывает меня. Я знаю, что случится – что всегда случается, – если я не потороплюсь сказать ложь, которой он от меня ожидает.

Но с какой стати мне это делать? Он, вообще-то, прав.

– Да! – отмахиваюсь я. – И что с того?

Отцовское лицо багровеет, однако он затыкается, когда ци начинает циркулировать по моим меридианам – серебристо-белое в доспехах и холодное в глазах и на коже. Прочие члены семьи отшатываются, в их расширившихся глазах отражается генерируемый мной свет.

– Хватит прикидываться! – продолжаю я. – Вы всегда видели во мне только свое послушное орудие! Без малейшего зазрения совести продали меня в наложницы к Ян Гуану, который, кстати говоря, действительно убил мою сестру! Я была с ним в ментальном контакте и убедилась сама! Ничего из этого не случилось бы, если бы вы и правда любили и лелеяли нас, так что теперь вам придется иметь дело с последствиями!

Мать закрывает рот ладонью. Ее трясет от еле сдерживаемых рыданий – она даже плакать громко боится! Глаза ее мокро блестят в пыльном косом луче света из того самого окна, около которого стоял Ичжи месяц назад, когда я уходила от него, уходила из этой семьи.

Вид моей матери выворачивает мне душу наизнанку, но мне больше нечего ей сказать.

Я разворачиваю кресло и стремительно выкатываюсь из комнаты.

Выезжаю на задний двор, расправляя на ходу за спиной крылья доспехов, и останавливаюсь около свинарни. Наша свинка хрюкает, катаясь в грязи. Надеюсь, вонь отпугнет всех и я смогу побыть наедине с собой, пока команда фотографов не подготовится к съемке.

Вскоре, однако, позади раздаются шаги.

По звуку они похожи на мужские, и я начинаю нервничать, но, к моему удивлению, это Сюин. Заглядываю ей за спину – Чжу Юаньчжана, который и правда предпочел полет на транспортнике обществу Цьело и Шиминя, с ней нет.

– Привет. – Она наклоняется, ласково заглядывает мне в лицо. – Я ходила в вашу уборную, и твоя мать попросила передать это тебе.

Она протягивает мне куколку – талисман на рождение здоровых детей. Таких матери в наших горах делают для своих дочерей, когда выдают тех замуж. Их шьют из детского одеяльца дочери и набивают землей с ее родного двора. Пожелание счастливого материнства.

Сюин сует куколку мне в руки.

– Она говорит, что ничего не знает о семейной жизни пилотов, но надеется, что скоро у тебя появятся собственные дети.

Я таращусь на вылинявшую ткань, которая когда-то в младенчестве согревала меня, на кривовато вышитую улыбку…

Как же это все неправильно! Я и не помышляю о детях. Мать этого не понимает. Она не понимает меня.

И все же горячая волна подкатывает к моим глазам. Зрение дрожит и туманится. Я сжимаю куколку, отчаянно пытаясь сдержать слезы – ведь они испортят макияж, и тогда все увидят, что я плакала.

Я с деланой небрежностью, надув щеки, выдыхаю.

– Почему она дала ее тебе, а не напрямую мне?

– Мне кажется, она тебя немного боится.

Мое сердце сжимается, словно стиснутое между двумя тяжелыми гирями.

Закусив губу, Сюин смотрит в землю, потом поднимает взгляд на меня.

– Знаешь, я нечаянно услышала твой разговор с семьей. На твоем месте я перевезла бы их в Чанъань.