Она не стала бы ничего выяснять, она не разрешила бы никому«вмешиваться в историю» и потеряла бы бабушкино наследство и остаток веры влюдей.

Вынырнув из ювелирного подземелья в солнечный свет и жару,Кирилл большими шагами пошел к машине, таща за собой Соню, как провинившуюсядворнягу на поводке. Настя шла следом и молчала, не задавала ни одного вопроса.

Правильно делала, что не задавала.

Черт возьми, кем нужно быть, чтобы так… так подло обманыватьбеззащитную нищую дуреху, которая работает день и ночь и носит кримпленовыеплатья и клетчатые юбочки образца семидесятых?!

Тетей Александрой? Братом Владиком?

Она очень удобна в качестве уборщицы, поденщицы,подавальщицы, подтиральщицы, вязальщицы — и так далее. Она до такой степени неверит в жизнь, что с первого слова поверила в неуклюжее вранье, поверила,потому что знала твердо — она не достойна ничего хорошего.

Ее никто не любит. Бабушка и та посмеялась над ней, завещавничего не стоящие стекляшки.

От семидесяти до ста тысяч долларов, пропади оно всепропадом!..

Кирилл наотмашь распахнул дверь своей драгоценной машины ивпихнул Соню внутрь. Сел за руль и завел мотор.

Рядом уселась Настя. Вытянула ремень и защелкнула его взамке. От негромкого звука Соня вздрогнула, как будто выстрелила пресловутаяпушка в Петропавловской крепости. Вздрогнула и уставилась на Кирилла. В зеркалезаднего вида отразились ее красные кроличьи глаза.

— Я не стану говорить: мы же вас предупреждали, — выговорилон с бешенством, — но все-таки вы редкостная идиотка. Первосортная.

— Кирилл!

— Да. Идиотка.

Соня еще посмотрела на него и вдруг упала лицом в ворсдивана. Костлявые плечики затряслись.

— Не приставай к ней, — приказал Кирилл Насте, котораямоментально полезла через сиденье — утешать, — она сама придет в себя. Нельзяпозволять всем окружающим так над собой измываться. Кинофильм «Чучело» хороштолько для знатоков кино. Применять его на практике не стоит, Соня.

Она все рыдала и даже начала подвывать, и Кирилл отвернулсяот нее.

Мотор негромко урчал, из кондиционера тек прохладный воздух,затекал за воротник, обдавал потную спину.

Ну и черт с ними, подумал Кирилл неизвестно про кого.

Зато теперь он хоть может быть уверен, что историю сожерельем затеяла не сама Соня. И на том спасибо.

Он сдал назад и вывернул из узкой подворотни.

— Здесь нет левого, — предупредила Настя, — давай направо ипод мост.

— Не хочу под мост, — пробормотал Кирилл и, прицелившись,выскочил в узкий просвет между машинами. Ему сердито посигналили сзади, и оннажал на газ.

— В Москве все так ездят? — спросила Настя язвительно.

Кирилл ничего не ответил. Предполагалось, что Настинлюбовник — коренной петербуржец, и было странно, что она об этом забыла.

— Куда мы едем, Кирилл?

Он посмотрел на Соню. Она больше не рыдала, лежала тихо,только плечи время от времени вздрагивали.

Ладно. Все равно конспиратор из него никакой.

— Мне нужно в отель. Позвонить.

На повестке дня была еще одна родственница, гораздо болеекрасивая и несколько не в меру раскрепощенная, но также до отказа переполненнаякомплексами. Ее «темное дело» было Кириллу более или менее ясно, но все жетребовалась дополнительная проверка.

— А мы? — спросила Настя.

— А вы кофе попьете. В лобби-баре. Это недолго.

— Кому ты хочешь звонить?

Кирилл промолчал.

Соня поднялась с дивана, качнулась, как кукла, и села прямо.Одна щека у нее была красная, а другая бледная.

— Мне нужно домой, — сказала она, — высадите менягде-нибудь, и я поеду домой.

— Куда домой, Сонечка?

— В квартиру. Забрать фонендоскоп. Если я не привезуфонендоскоп, мама обо всем догадается.

— О чем именно догадается ваша мама? — спросил Кирилл. — Отом, что вы ехали в Питер в одной машине с мужчиной? И таким образом опозорилисебя окончательно?

— Она догадается, что я… поехала узнавать про ожерелье. Онаочень расстроится.

— Расстроится?! — не веря своим ушам, переспросил Кирилл. —Ваша мама расстроится потому, что ваше наследство составляет сотню тысячдолларов?!

— Ну да, — обыденно сказала Соня, — бабушка ей ничего неоставила. Только Библию. С выделенными изречениями.

— Например, какими?

Соня неожиданно тускло улыбнулась и посмотрела в окно. Окологуб у нее собрались морщинки:

— «…какою мерою мерите, такою отмерено будет вам иприбавлено будет вам… ибо кто имеет, тому дано будет, а кто не имеет, у тогоотнимется и то, что имеет». И все в таком духе. Мама страшно обиделась.Плакала, не спала. Она не переживет, если узнает, что ожерелье настоящее.Просто не переживет.

— Ничего, — сказал Кирилл. Соня его раздражала. — Переживет.Вы ей отдадите ваше ожерелье или денежки, чтоб хлопот им с Владиком поменьше, ивсе будет в порядке. Она утешится. Так что наплюйте на фонендоскоп.

— Я не могу, — сказала Соня твердо.

— Зато я могу.

Он снова нажал на газ так, что Настя откинулась назад,вылетел из-под светофора и перестроился из крайнего левого в крайний правыйряд. Настя еще ни разу не видела, чтобы он так ездил.

Он вырулил к «Рэдиссону» и втиснул машину в игольное ушко междудвумя «Мерседесами».

— Поосторожней с дверьми, — велел он и выбрался со своегоместа. — Соня, выходите.

Швейцар уже распахивал перед ними вход в Сезам, улыбалсяприветливо и подобострастно, как и полагается швейцару, а Соня все копошиласьоколо его машины. На чистой мостовой, в рамке из дорогих машин, нарядных людейи солнечного света она выглядела еще хуже, чем на самом деле.

— Зачем ты нас сюда привез? — тихонько спросила Настя.

— Мне нужно позвонить, — ответил он упрямо. — Я не хочузвонить с мобильного или из твоего дома. И вообще, если бы ты знала, как мневсе это надоело!..

Соня выбралась из-за ряда машин и неуверенно ступила натротуар.