Все это было только началом грандиозного спектакля, которыйтянулся много месяцев и закончился тем, чем закончился — Соня бросила институт,Владик как будто обезумел, а мать превратилась в постоянно всем недовольнуюистеричную старуху.

С тех пор Соня не любила спектаклей и никогда в них неучаствовала. Она знала, что стоит ей только сделать неверный шаг, ошибиться, икошмар повторится снова — она опять будет выставлена на всеобщее обсуждение иосмеяние, и из каждой двери станут подсматривать любопытные, и обсуждать ее, ифальшиво сочувствовать, и злорадно подмигивать.

Она не справилась только однажды — три года назад.

Но об этом нельзя было думать в такой шикарной машине, когдаНастя смотрела на нее с сочувствием, и Соня ее за это ненавидела.

Зачем она согласилась ехать?! Все равно это ничего, ничегоуже не изменит!..

Она осторожно вытерла вспотевшие ладони о клетчатую юбчонкуи стала смотреть в окно. Машина, чуть подрагивая ухоженным телом, даже неехала, а летела над дорогой, как судно на подводных крыльях.

Кто же он такой, этот мужик, раз может позволить себе такуюмашину? И мягкий ворс сидений, и кожаную обивку дверей, и прохладный вкусныйвоздух, и окно в крыше, а в окне летит далекое небо, и чистый звук неторопливоймузыки, которая течет, кажется, прямо из этого вкусного воздуха?

Бабушка говорила, что он — дрянь, дрянь!

Неужели старуха ошиблась? Она, которая не ошибаласьникогда?!

Стиснутая ладонь разжалась, и Соня тихонько погладила диван.

У Гриши была короткая замшевая куртка, такая жевосхитительно, шелково шершавая. Соня трогала его рукав, проводила пальцами —подушечкам было щекотно и приятно. Под тонкой замшей чувствовалась рука,широченная твердая лопата. Соня колола его в вену, и он послушно сжимал кулак,похожий на небольшую дыню.

Когда он стал ухаживать за ней, она пришла в ужас. Онаничего не понимала в ухаживаниях, не знала, как себя вести, и с перепугу дажестала ему хамить, чего не делала никогда в жизни. Он терпел и улыбался иоднажды подарил ей крошечного черного деревянного слона, вырезанного такискусно, что в маленьких слоновьих глазках явно читались хитрость и добродушноелукавство. «Это у меня друг вырезает, — сказал Гриша неловко и сунул слона вкарман ее зеленой хирургической робы. — Вам на счастье». И дунул от нее по коридору,сильнее обычного припадая на больную ногу, словно она собиралась гнаться за ними всовывать слона обратно. Слон стоял на ее столике, а потом она забрала егодомой, и ела с ним, и на ночь прятала под подушку, как будто ей не тридцатьлет, а восемь, и ей казалось, что этот слон очень похож на Гришу.

Никто ничего не знал о нем, да и Соня никогда не сплетничалас девчонками о больных. Девчонки знали, что она «чокнутая», и никакими тайнамис ней не делились. Хирург Лев Романович, делавший ему операцию, был не слишкомдоволен. Все знали: когда Лев Романович смотрит рентгеновские снимки и поет«Смело, товарищи, в ногу», значит, все отлично, а если «Ой, мороз, мороз»,значит, дела не очень хороши. Когда он смотрел Гришины снимки, пел про мороз.

Гриша ухаживал за ней упорно и тяжеловесно и впрямьпо-слоновьи. Девчонки сначала смеялись, а потом отстали, потому что смеятьсянад ней было неинтересно — она ничего не замечала.

«А монашка? — спрашивали про нее больные. — Монашка когдадежурит?» Она лучше всех в отделении делала сложные уколы и ставила капельницы.

Она долго не обращала на Гришины ухаживания никакоговнимания, и однажды он сказал, мрачно глядя в пол: «Я ведь не просто так, чтобыхвостом покрутить. Я с серьезными намерениями. У меня жены нет. Паспорт могупоказать», и Соня чуть не хлопнулась в обморок прямо в процедурной. СерьезныеГришины намерения потрясли ее до глубины души. Он ухаживал за ней, и у него небыло жены, и он мог бы даже жениться на ней, если бы все у них получилосьхорошо.

И она как будто сошла с ума. Все получилось не простохорошо, все получилось необыкновенно, упоительно, волшебно, и Соня былауверена, что ни у кого на свете, ни до, ни после нее не было и не будет такогоромана. Неповоротливый Гриша, похожий на дрессированного циркового медведя,казался ей очень красивым, куда там Кевину Костнеру! Все, начиная со случайныхвстреч в коридоре, — едва заметив его, она уже утопала в помидорном румянце, —и кончая торопливыми и многозначительными пожатиями влажных пальцев в процедурномкабинете, было внове, и ничего лучше этого она не могла себе представить.

У нее на самом деле был «роман», у нее, дурнушки-Сони,которую бросил отец, которая так ничему и не выучилась, а по выходным ползалана коленях, вымывая из углов квартирную пыль, и варила борщи, целые кастрюлиборщей, чтобы хватило матери и брату на все время, пока она будет дежурить.

Она получила зарплату и в только что открывшемся на Невском«Стокманне» купила себе брюки и кофточку.

Они стоили бешеных денег — зарплаты не хватило бы, если быона не носила в сумке пакетик со сбережениями, а она носила, потому чтобоялась, что дома их отыщет Владик и все растаскает на сигареты. Она долго немогла выбрать, все ходила и ходила между рядами потрясающей,благородно-неброской одежды и все поражалась, что на каждой отдельной стойкенаряды подобраны в тон и даже украшены шарфиками. Она посмотрела ценник —шарфик стоил долларов тринадцать — и опять стала ходить, с каждой секундойпадая духом и понимая, что она никогда и ничего не сможет себе здесь купить.

Потом к ней подошла продавщица.

Соня знала, что она — в клетчатой юбчонке итошнотворно-голубой водолазочке, собравшейся складками там, где у женщин,согласно учебнику анатомии, должна быть грудь, — выглядит в этом сверкающемдамском раю, как судомойка в спальне у королевы. Продавщица шла издалека, Сонясмотрела на нее и ждала. Ждала, что сейчас ее будут выгонять.

«Вам помочь? — спросила продавщица и улыбнулась. — Что выхотите выбрать?»

«Брюки», — пробормотала Соня.

«Вы зашли в большие размеры, — сказала продавщица любезно, —пойдемте. У нас отличный выбор брюк».

Она нашла брюки — три пары, — и, пока Соня мерила их заплотной зеленой шторой, принесла еще несколько вешалок с блузками. Просто чтобыприкинуть, как будут смотреться брюки, объяснила она.

Соня купила брюки и короткую вязаную кофточку, которая быласделана как-то так, что, надев ее, Соня неожиданно обнаружила у себя грудь, иименно там, где она должна быть согласно учебнику анатомии.

С фирменным пакетом — зеленые буквы на белом фоне — онапоехала к бабушке. Она ехала в электричке и все время заглядывала в пакет, неверя, что там едут ее потрясающие новые наряды и что она наденет их, и Гришасовсем потеряет голову, когда увидит ее в них.