– Ах, Эдуард, в отношении меня вам чудятся скандалы буквально за каждым углом. А делать этого не стоит, потому что теперь я – образцовая жена с отличной репутацией. – Я слегка приподняла свою чашу в символическом тосте, как будто уже праздновала свой успех. – Поэтому, зная вашу доброту и щедрость, а также чувство справедливости, я хотела бы обратиться к вам с одной просьбой. – Я обворожительно улыбнулась ему из-за края своей чаши. – Когда вы намерены пожаловать Томасу титул графа Кентского?

Вопрос этот не был таким уж неожиданным. Но Эдуард все равно нахмурил брови.

– Когда я решу, что он это заслужил.

– Вы сделали его капитаном Кале. А теперь еще опекуном наследного правителя Бретани и королевским капитаном. Почему бы не дать ему сейчас и этот дворянский титул? Если он станет графом Кентским, это придаст ему авторитета и значимости при действиях от вашего имени.

– Титул есть у вас, Джоанна. И этого достаточно.

– Нет, милорд, этого явно недостаточно. Томас достоин этого титула, как никто другой. Мой старший сын унаследует его после моей смерти, но почему бы и моему мужу не воспользоваться всеми преимуществами, которые дает это звание, прямо сейчас. Вы определенно несправедливы к нему, Эдуард.

– Я всего лишь осмотрителен.

Эдуард уже развернулся, чтобы последовать за своим поваром. Он ускользал из моих рук. И я немного повысила голос, чтобы мои слова догнали его уже у дверей:

– Я не оставлю этот вопрос в покое, Эдуард.

– Я и не думал, что вы когда-то можете отступить.

Дверь за ним захлопнулась.

– Порой мужчины могут быть невыносимо упрямыми, – заметила я Филиппе.

– Порой нужно попытаться переубедить их, – ответила она, – вместо того чтобы действовать в лоб.

– Почему?

– Я выяснила, что с ним это работает лучше. Ты подавляешь его авторитет, и твой кузен сопротивляется.

– Я ничего не подавляю!

– Неужели?

Я почувствовала, как щеки мои заливает румянец.

– Переубеждать намного приятнее, чем принуждать, – посоветовала мне Филиппа. – Действуй, как бабочка, а не как пчела с ее жалом.

Я была не в настроении выслушивать это дальше. Я не бабочка. И я не могла признаться Томасу, что обращалась к королю с просьбой и получила отказ.

Ближайшие месяцы и годы превратились в последовательность ходов и контрходов, где-то более успешных, где-то менее, которые поддерживались растущей репутацией Томаса, в результате чего Эдуард видел смысл в том, чтобы продвигать его и давать новые должности. Мы наслаждались гостеприимством шато под Ванном, когда Томас получил пост королевского капитана и опекуна юного наследника-герцога, лишившегося своего отца. Через два года мы ненадолго посетили Нормандские острова в проливе Ла-Манш. Томас тогда был смотрителем, получившим миссию выгнать французов из замка Корне с помощью своего брата Отто. Вернувшись обратно в Нормандию, мы переехали в замок Кроси.

Вскоре нам вновь пришлось переезжать. Томас был удостоен чести стать английским губернатором на полуострове Котантен, где мы обосновались в Сен-Савер-ле-Виконт; осенью следующего года на наше попечение был передан еще и город Барфлер. Когда же Томас получил пост капитан-лейтенанта короля в Нормандии и Франции, это стало для него величайшей честью, хотя, должна признаться, в итоге разъезжать ему пришлось дальше и дольше.

Теперь у нас была уже большая семья: в 1356 году, пока мы были в Ванне, у нас родилась дочь Джоанна, а через три года к ней добавилась Мод. Мы жили в обстановке, нравившейся мне больше, чем Томасу, который просто не обращал внимания на качество постельного белья или гобеленов, украшавших наше жилище. Экзотические специи в сочетании с ухищрениями наших поваров, вносившие разнообразие и изысканность в подаваемые нам блюда, мало интересовали Томаса, пока в доме было в достатке жареного мяса, чтобы произвести впечатление на наших гостей. Жизнь в Йоксхолле казалась давно забытым прошлым.

Судьбы наших детей были очень важны для нас. Поэтому мы с мужем уже обсуждали, как в далеком будущем наша Джоанна сможет обручиться с Жаном де Монтфором, юным герцогом Бретани, который под опекой Томаса превратился в восхитительного молодого человека.

А что же я? Моя жизнь протекала рядом с Томасом и там, где Томас был в этот момент необходим, однако в сфере его деятельности роли для меня не находилось.

– Неужели нет ничего такого, что я могла бы тут делать? – спросила я, когда мне надоело бессмысленно теребить пальцы во время бесконечных переговоров с лордами Бретани и Нормандии.

– Сомневаюсь, чтобы они придавали мнению женщины хоть какое-то значение. Пост этот отведен мне, и королевское назначение никак тебя не предусматривает, как бы тебе этого ни хотелось.

Такой ответ мне не понравился. Но это вовсе не означало, что я не буду посещать заседания совета, когда у меня появится настроение произвести впечатление на местных дворян. Они должны знать, с кем имеют дело. Одетая в шелка и дорогой дамаск, во всем блеске своих фамильных драгоценностей, которые я не продавала ни при каких обстоятельствах, я разыгрывала свою роль, и теперь каждый здесь знал, что я графиня Кентская и принцесса из королевской династии Плантагенетов. А Томас – мой муж и господин, с которым необходимо соответствующим образом считаться.

В основном я была довольна ходом вещей. За исключением случая, когда, отправившись в Лондон по одной ужасно гнетущей и трагической семейной причине, я вдруг поймала себя на том, что не могу упустить еще одну возможность напомнить Эдуарду о существующей проблеме.

– Когда же вы наконец позволите Томасу стать графом Кентским? – мимоходом спросила я короля не самым почтительным образом. На душе у меня было тяжело, и я была не в настроении особо любезничать.

– Когда сочту это нужным.

Моя первоначальная злость на него со временем притупилась, однако сейчас я дала ей волю, поскольку в сердце моем зудела боль.

– Не вижу причин, почему бы вам этого не сделать, Эдуард. Его преданность вам исключительна, и вам следовало бы его наградить. Почему бы не проявить по отношению к нему свое великодушие?

Но это не тронуло короля.

– Не просите меня об этом больше, Джоанна. В эти печальные времена я сочувствую вам, но это не заставит меня изменить мое мнение.

Эдуард удалился по каким-то своим важным делам, которые меня уже совершенно не интересовали, поскольку он небрежно коснулся очень болезненного для меня личного вопроса; однако Филиппа обняла меня, и я позволила ей это, хотя стояла перед ней несгибаемая, как мешок с зерном, и с сухими глазами. Я приехала в Англию сопровождать маленький гроб. Наш третий сын, названный Эдмундом в честь моего отца, умер, успев пожить на этом свете совсем немного. И я вернулась в Англию, чтобы организовать его похороны.

– Ты всегда будешь чувствовать эту потерю, но пройдет время, и тебе станет легче.