Но, конечно, пока не нырнешь, не поймешь этого».

Глава 4

– Проснись! Проснись, Ренцо! Проснись!

Ренцо открывает глаза.

– Кто это? Что случилось? – спрашивает он хриплым спросонья голосом.

Вокруг так темно, будто глаза у него все еще закрыты. Ренцо даже не сразу понимает, где находится. Лишь спустя несколько секунд до него доходит, что он не у себя дома, а, судя по сырости вокруг, в горном шале, в комнате для мальчиков. Лежит, как колбаса, в спальном мешке, а внутри тропическая жара и девяностопроцентная влажность. Замерз только кончик носа, единственная выступающая часть тела.

Тут Ренцо узнает голос – это Филиппо. Наконец он вспоминает: рядом спит Лоруссо. Они лежат вплотную, чуть ли не друг на друге, так близко, как если бы спали в одной кровати.

– Блин, да ты лягаешься! – шепчет Филиппо, чтобы не разбудить остальных.

– Правда? Извини.

– Кошмар приснился?

Все тот же, который он видит уже несколько месяцев подряд.

Даже не кошмар – воспоминание.

Ренцо с Кьярой списались и договорились встретиться на заброшке – заброшенной промзоне. За несколько недель до этого они выбрали подходящее место для финальных съемок, нашли самый убитый цех с наполовину обвалившимся потолком, выбитыми стеклами и кучами облупившейся штукатурки повсюду. Идеальное место для новой хореографии Ренцо.

Кьяре никогда не нравился хип-хоп, она обожает регги, растафарианские мотивы. Но они с Ренцо были тогда лучшими друзьями, и, чтобы помочь ему, Кьяра могла пожертвовать чем угодно. Она занималась съемками, была его режиссером и помогала с монтажом. Она умела сводить, обрабатывать, делать выборку – одним словом, работать с отснятым материалом.

Прежде чем начать запись, друзья просмотрели уже отснятое, стоя посередине грязного заброшенного цеха:

• комната в гостинице;

• пианист за фортепиано;

• эстакада;

• в замедленном действии мчатся автомобили;

• кадр из машины, несущейся по пустой трассе;

• Ренцо идет по пустынной улице;

• из фабричной трубы валит дым;

• Ренцо пристально смотрит в камеру, разворачивается и скрывается в переходе под железнодорожными путями.

Все было готово к съемкам. Свет падал как надо. До этого они долго топали по полу, чтобы поднять пыль. Против солнца создавался эффект дрожания камеры.

– Встань туда. Правее. На три четверти. Да не туда! Вот так. Поверни голову…

Ренцо во всем повиновался Кьяре. Он ей полностью доверял. Но Кьяра заметила: что-то идет не так.

– Ты выпил, что ли?

– Чуть-чуть…

– Чуть-чуть? Да ты пьяный в стельку.

– И что? В свободной стране живем.

– Слушай, если ты нажрался, мне все равно. Только как ты теперь танцевать будешь?

– Ты мне не мать!

– Нет, но…

– Вот и отстань!

– Давай только без твоих истерик! От тебя так разит, что, если зажигалку подставлю, ты огнем плеваться начнешь. Какой смысл снимать сейчас, если на ногах не держишься?

– Я справлюсь.

Кьяра усмехнулась. С телефона заиграла музыка. Ренцо сделал несколько движений. Кьяра начала осторожно снимать, обходя Ренцо по кругу и не переставая смотреть ему в глаза. Вдруг он застыл. Кьяра остановила запись:

– Что случилось?

– У меня идея. Давай залезем туда.

Ренцо указал на площадку метрах в десяти над землей, наверху сильно обветшавшей от времени лестницы. Все вокруг нее было разворочено. Провис даже поручень. Лучи заходящего солнца проникали сквозь обвалившийся потолок прямо на площадку.

– По-моему, это опасно.

– Да не! Пойдем…

Ренцо взял ее за руку, и они начали подниматься друг за другом. Несколько раз он оступился на шатких ступеньках, но равновесие удержал. Только наверху Кьяра заметила, что площадка очень неустойчивая. Поручень провис и там.

– Тут пол от каждого шага сотрясается…

Но Ренцо это не остановило. Он подошел к краю площадки. Его лицо приобрело странное выражение.

– Смотри, как сюда свет падает.

– Ренцо, мне кажется, это плохая затея…

– Да ладно, врубай.

– Нет, Ренцо, пожалуйста, давай спустимся. Я боюсь…

– Врубай, я сказал!

– Ладно, только не кипятись. Что на тебя нашло сегодня? В общем, давай, быстрее начнем – быстрее закончим. Но больше, клянусь, никуда с тобой не пойду, чокнутый ты психопат! Глаза как у полоумного. Тебе самому не кажется…

Ренцо с грустью посмотрел на нее. Она еще никогда не видела его таким.

– Ренцо, ты пугаешь меня…

Он повернулся к полыхающему солнцу и, зачарованный ослепляющим светом, глубоко вздохнул. Один неосторожный шаг вперед, в пустоту – и его руки взметнулись в воздух. Лицо Ренцо исказила гримаса отчаяния, как у человека, который внезапно осознал, что пришел конец, а сделать уже ничего нельзя. Он бешено искал глазами, за что зацепиться, и не находил. Его взгляд был устремлен на Кьяру – та стояла слишком далеко, чтобы ему помочь, но достаточно близко, чтобы увидеть происходящее во всех подробностях.

Охваченная ужасом, не в силах поверить своим глазам, Кьяра словно оцепенела, когда ее лучший друг падал вниз.

Филиппо придвигается к Ренцо.

– Можно спросить кое-что? Я слышал, что тогда, на заброшке, Кьяра столкнула тебя, потому что ты к ней приставал, а она была против…

– Вранье. Филиппо, я – гей, и все это знают. Я никогда не приставал к Кьяре.

– Тогда что у вас там произошло?

– А это уже не твое дело.

– Да, но я столько всего наслушался! Говорят, ты спасся только потому, что грохнулся в кучу мусора и штукатурки.

– Ну да, это правда.

– Моя мама считает, что если бы эта заброшка не превратилась в свалку, то тебя бы уже и в помине не было. А правда, что Кьяра вызвала скорую и решила, что ты умер? И что потом врачи вызвали полицию и она начала расследование?

– Лучше бы люди больше трахались и меньше болтали.

– Да как о таком молчать? Вас даже по телику показывали. Лучшие психологи обсуждали: молодежь то, молодежь се, школа должна была… родители должны были… и бла-бла-бла… Сначала-то все решили, что это Кьяра тебя столкнула. Ей тяжело тогда пришлось. Ты лежал в больнице с переломами, но, поверь, ей было не легче.

– Представляю.

– Ей повезло, что на тебе ни одного ее отпечатка, ни одной ее волосинки не нашли. А как бы она тебя столкнула, не прикасаясь? Она же не джедай! Но почему тогда твои родители и дальше продолжали во всем винить ее?

– Понятия не имею.

– Они уверяли, что ты сказал, типа Кьяра к тебе приставала, а ты ее отшил, вот она тебя и толкнула… Но доказательств не нашли, и все обвинения с нее сняли.

– Я не помню, что происходило в последние секунды. Абсолютный провал в памяти, понимаешь? И вообще, может, до тебя не дошло, но я ни с кем не хочу обсуждать случившееся. С чего ты решил, что прямо сейчас стану говорить об этом с тобой? Дай поспать, а?

– Хорошо, только перестань лягаться, пожалуйста.

– Постараюсь.

Ренцо отворачивается.

– Ренцо?

– Чего тебе еще?

– А правда, что вы с Кьярой с того дня не разговариваете?

– Правда.

– Но вы же были как брат с сестрой…

Ренцо тяжело вздохнул.

– Были. Теперь нет. Спокойной ночи.

Глава 5

Кто-то изо всех сил тормошит Педро.

– Подъем!

– Вылезти из спальника – все равно что вылупиться из кокона в разгар северной зимы, – пускается в философские рассуждения Андреа. – Появление на свет всегда удивительно!

Педро мыслит прозаичнее:

– В такой дубак это еще и адский гемор.

Мороз действительно пробирает до костей. От остывшей на холоде одежды мурашки по телу. Хорошо еще, Эльпиди проснулся раньше и уже растопил печь, поставив греться молоко для завтрака и воду для умывания. Накрытый стол с горой печенья и горячим молоком придает обстановке уюта. Ученики делятся на группы. Кто-то уходит за дровами.

Андреа хлопает Филиппо по спине:

– Здесь выживут только сильнейшие. Мне жаль тебя, Лохуссо…

– Эй!

Ренцо толкает Филиппо локтем:

– Я бы на твоем месте врезал ему как следует.

Паола и сегодня с самого утра ходит недовольная:

– А нельзя было устроить этот эксперимент в отеле со всеми