честно говоря, я не знал, что мы и это должны отмечать…

– Раз уж на то пошло, никто никому ничего не должен, – все сильнее раздражается Сильвия.

– Обычно пары отмечают годовщину отношений.

– Но ведь чем больше поводов, тем лучше…

Ничего не поделаешь. Сегодня у Сильвии один из этих дней. Энрико встает из-за стола и обнимает ее.

– Послушай, ладно, я козел, признаю. Но знала бы ты, что у меня с утра на работе творилось! Отец по делам совсем загонял. Пришлось решать кучу проблем, и про наш поцелуй я совершенно забыл. Скоро еще клиенты из Китая приедут… Отец сказал, мне тоже нужно быть. Голова сейчас другим забита, правда.

Энрико подходит и легко целует Сильвию в губы, надеясь таким образом разрешить конфликт. Девушка горько улыбается.

Энрико смотрит на нее остекленевшим взглядом:

– Ну, что такое?

– Ничего.

Энрико давно понял, что эти ее «ничего» – тайна за семью печатями, и даже не стал гадать, что Сильвия имела в виду.

– Слушай, раз твоя мама на работе… Если хочешь, можем отпраздновать в твоей комнате…

– Разве тебе не нужно возвращаться к китайцам?

– Десять минут у меня есть.

– Десять минут? Тогда погоди, надо поговорить.

– О чем?

– О нас.

– О чем «о нас»?

Сильвия молчит и задумчиво смотрит на него.

– Ты меня любишь?

– Разумеется.

Сильвию так и подмывает сказать, что в мире ничего само собой не разумеется и что любой девушке хочется иногда услышать «я тебя люблю» вместо «разумеется» и «раз уж твоей мамы нет, можем пойти к тебе и десять минут потрахаться».

– Что ты хочешь этим сказать?

– Что ты мне нравишься.

– В каком смысле нравлюсь?

От этого вопроса пот прошиб Энрико еще сильнее, чем в тот день, когда он забыл права, а его остановила полиция.

– Это что, допрос?

– Да нет, просто задумалась. Разве не здорово – говорить друг другу о своих чувствах?

– Что я должен говорить? Думаешь, я не люблю тебя?

– Нет, вовсе нет…

– А чего тогда спрашиваешь?

Сильвия поворачивает голову. Ее взгляд падает на фотографию в книжном шкафу: там они с отцом на пляже. Отец еще совсем молодой, веселый. Она – малютка с двумя смешными хвостиками, во весь рот улыбается своему любимому папочке.

– Он умер слишком рано.

– Кто?

– Папа. Мне было всего семь. Он не должен был так поступить со мной.

– Ну, он же не сам захотел умереть.

– Нет, но я очень страдала. Я думаю о нем каждый день. И очень скучаю…

У Энрико звонит телефон.

– Отец.

«Слава богу!» На этот раз пронесло. Энрико вытягивается по стойке смирно, отвечает и переходит на диалект. Отец Энрико ни с кем, кроме священника, не разговаривает на чистом итальянском. Из динамика доносится зычный громкий голос. Энрико кладет трубку и вздыхает:

– Надо бежать.

Сильвия поднимается и чмокает его в щеку:

– Ubi maior…[4]

– Уби че?

– Ничего. Забей.

– Латынь?

– Ага.

– Что это значит?

– «Хорошего дня» значит, – вздыхает Сильвия.

– Спасибо.

Энрико целует Сильвию, одновременно решая вечером попрощаться этой поговоркой с китайскими клиентами. Так сказать, для пущей важности.

– Насчет эксперимента вашего препода: очень надеюсь, что Педро откажется и нам не придется расставаться так надолго.

Вечер. Ужин в лучшем ресторане города. Все помещение зарезервировано адвокатской конторой «Де Марко и партнеры». Амилькаре Де Марко – дедушка Педро, глава семейства Де Марко и основатель элитной адвокатской конторы под тем же именем – восседает на почетном месте.

Отец Педро, Аттилио Де Марко, принимает гостей, встречает партнеров, пожимает им руки, обменивается со всеми приветствиями и, как акула, скалится во все тридцать два зуба: близится новая избирательная кампания, а это отличный повод размяться перед игрой.

Педро надел свой самый нарядный фирменный костюм, но под пиджаком у него футболка с рэпером Сферой Эббаста.

Мама замечает это только в ресторане:

– Солнышко, что ты на себя нацепил?

– Как тебе этот ти-шит? – спрашивает он, указывая на футболку.

– Разве по-английски говорят не «ти-шот»?

– Она такое говно, что только shit ей и подходит. По правде говоря, терпеть не могу этого Эббасту, но, чтоб отца побесить, что угодно надену.

Заметив их, отец Педро отходит от группы гостей и берет сына под руку:

– Иди, поздоровайся с дедушкой.

Суровый старик с седой шевелюрой и бакенбардами сидит рядом с кардиналом. Хмурый орлиный взор главы семейства мгновенно впивается в футболку со Сферой Эббаста, которую Аттилио Де Марко заметить не успел. Вслед за ним округляются глаза у кардинала.

– Привет, деда!

Все разочарование Амилькаре Де Марко умещается в одну фразу, обращенную к кардиналу в попытке разрядить обстановку:

– Эх, молодежь!

Кардинал понимающе кивает. Аттилио Де Марко дает знак метрдотелю начинать ужин. Педро уже садится рядом с дедом, когда отец вдруг хватает его за руку и шепчет сквозь зубы:

– Ты что же, вздумал сидеть рядом со мной и дедом в таком виде? А если нас сфотографируют и завтра это появится в газетах? Выставишь меня полным идиотом перед избирателями. Сейчас же приведи себя в порядок, придурок!

Педро уходит в туалет и садится на крышку унитаза. Наконец-то один, в тишине, он на коленке скручивает косяк. Поджигает, затягивается раз, другой. Травы он не пожалел. Вставляет тут же. Бог весть из-за каких процессов в мозгу Педро снова вспоминает, как Эльпиди уговаривал его принять участие в эксперименте.

«То, что мы привыкли считать реальностью, – лишь иллюзия, – сказал Эльпиди, объясняя миф о пещере Платона. – Чаще всего мы не знаем, чего хотим от жизни, потому что уверены, что знаем о себе и о мире все, тогда как на самом деле ничегошеньки в этом не смыслим».

– Золотые слова, – размышляет Педро вслух в кабинке туалета, выдыхая густое желтоватое облако дыма.

– Я себя знаю прекрасно, – ответила тогда Марта. – Так что в уроках самопознания не нуждаюсь.

Учитель выждал несколько секунд и повернулся прямо к ней.

– В детстве я думал, что знаю все о волках, только потому, что читал сказки и видел документальные фильмы. А потом мы с дедушкой как-то отправились в горы и случайно увидели волка. Дедушка разрешил мне понаблюдать за ним издалека, пока тот не убежал обратно в лес. Только тогда я понял, что прежде не знал об этих самых волках ровным счетом ничего, потому что даже вживую их ни разу не видел. А эксперимент, который я предлагаю, поможет вам увидеть себя такими, какие вы есть.

Учитель подошел к компьютеру, открыл Word, что-то напечатал, и на интерактивной доске у него за спиной появилась надпись.

– Gnòthi sautòn, – зачитал он ученикам. – «Познай самого себя». Эти слова были выгравированы над входом в главный древнегреческий храм – храм Аполлона в Дельфах. Помните трагедию Эсхила «Прометей прикованный»?

– Не помним, – ответила Кьяра.

– «Познай самого себя» – это предостережение: человек должен всегда помнить о пределе своих возможностей и осознавать собственную беспомощность перед богами. Тогда он станет мудрым и научится принимать правильные решения. Но, как говорит Платон в диалоге «Алкивиад Первый», это изречение не только напоминает человеку об ограниченности его сил. Согласно Сократу оно значит, что, если хочешь познать самого себя, нужно научиться видеть и частичку божественного, заключенную в твоей душе. Поэтому «Познай самого себя»…

Филиппо поднял руку:

– Извините, можно я кое-что уточню?

– Пожалуйста.

– Обернитесь. У вас там ньокки получились.

Едва сдерживавшиеся все это время ученики разразились хохотом. Стоя спиной к интерактивной доске, учитель не заметил автокоррекции: «Gnocchi sauton». Он повернулся, прочел и заулыбался:

– Да уж, забавно. Похоже на название какого-то итало-японского блюда.

Шутка дала волю всеобщему веселью, и все засмеялись еще громче.

– В компьютерах нет частички божественного, вот он и перепутал древнегреческое «познание» с ньокками. Поэтому я считаю, что эксперимент вам будет очень полезен. Мне хотелось бы, чтобы вы попробовали переступить через свои убеждения. Ведь тот, кто во всем уверен и никогда ни в чем не сомневается, – просто болван.