Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Несмотря на явную неприязнь между некоторыми учениками, в конце концов все подняли руки. Все, кроме Педро.
– Педро, а ты почему против?
Педро только плечами пожал.
– Ты вечно со всеми не согласен, – заметил Эльпиди. – Не любишь ограничения, условности, порядки. Ты возмутитель спокойствия, белая ворона, бунтарь, который всегда поступает как ему заблагорассудится, а не как говорят другие.
Он выдержал паузу.
– Или тебе просто нравится этот твой образ.
– Я такой, какой есть.
– Раз так, ладно, – согласился учитель, однако в его голосе послышалось недоверие. – Но прежде чем дать окончательный ответ, подумай до завтра.
Педро возвращается за стол с красными, как фары грузовика, глазами. Гости аплодируют приветственной речи, которую только что произнес его отец. Педро садится рядом с матерью.
– Как от тебя несет! – шепчет она.
– Кто бы говорил! Ты же на себя ведро духов вылила.
Официанты разносят закуски.
– Сынок, ты не заболел случайно? У тебя глаза красные!
Отец тоже садится за стол:
– Ты так и не снял эту дурацкую футболку?
– Хочешь, чтобы снял? Ладно! – заводится Педро.
Услышав его крик, присутствующие оборачиваются.
Взгляды дедушки Амилькаре и его высокопреосвященства тоже устремлены на него. Педро вскакивает и с неистовым рвением, не ограничиваясь одной футболкой, принимается выполнять требование отца.
Будто второй Франциск Ассизский, он раздевается целиком перед всеми присутствующими. В ресторане наступает полнейшая тишина. Тело Педро расписано, как холст художника. Он гордо демонстрирует татуировку с «Большой волной» Хокусая на груди, затем, повернувшись спиной, выставляет напоказ огромного дракона с огненно-красной чешуей. Вытянутые в стороны руки тоже покрыты татуировками.
– Вот что я вам скажу: вы все, фальшивые, лицемерные карьеристы, которые в лицо улыбаются и жмут друг другу руки, а потом втыкают кому-нибудь нож в спину, вы все мне просто отвратительны!
Педро поворачивается к кардиналу:
– А больше всего меня воротит от вас: разве вы не знаете, что мой дед – главный адвокат по разводам в городе? Ничего святого, черт побери!
– Ну хватит! – не выдерживает его отец. В порыве гнева он срывает скатерть с соседнего стола, вдребезги разбивая тарелки и стаканы, и заворачивает в нее голого Педро, содрогающегося в истерическом хохоте. На глазах у ошарашенных гостей адвокат Аттилио Де Марко грубо выволакивает своего сына из ресторана на улицу, заталкивает, будто арестованного, в машину и на бешеной скорости увозит его по направлению к дому.
За всю дорогу оба не произносят ни слова. Уже дома Аттилио Де Марко, прежде чем вернуться в ресторан, бросает сыну привычные семь слов, как семь казней египетских, семь смертных грехов, семь чакр, семь гномов Белоснежки:
– Не знаю, что мне с тобой делать!
Оставшись один, Педро закрывается у себя в комнате и хватается за телефон. Обозленный на отца и на весь род человеческий, он кидает в чат класса: «Я согласен на эти ваши познавательные ньокки».
Глава 3
Узнав, что Педро согласен, Эльпиди моментально уладил все вопросы по освобождению от уроков, усиленной программе, аренде автобуса и прочему. А еще дал эксперименту название, которое предложил Педро: «Познавательные ньокки». Лучше и не придумаешь.
Конечный пункт – долина Валь-Дземола на высоте 1700 метров во фриулийских Доломитовых Альпах. Автобус высадил их в Эрто, провинция Порденоне, неподалеку от плотины Вайонт. Оттуда, с рюкзаками за плечами, им предстояло добираться пешком в окружении первозданной природы, среди вечнозеленых сосен и елей, каштанов и раскидистых буков.
Нелегкий путь. Все идут молча, сберегая силы. Или почти все. Анита, например, та еще болтушка: не умолкает, даже когда начинает задыхаться на подъеме. Она толкает плечом Сильвию:
– Посмотри на его руки.
– На чьи?
– Эльпиди.
– Ну, трет он их. И что? Он так и в классе делает.
– Как думаешь, почему?
– Без понятия. Наверное, нервный тик какой-нибудь. Откуда мне знать?
Анита с недоверием качает головой:
– А по-моему, ему больно.
– От чего?
– У него же шрам на ладони.
– Ну и?
– Когда он потирает руки, то будто морщится от боли.
– Мне кажется, этот шрам у него давно: разве старая рана может болеть?
– Не знаю, но, по-моему, она его беспокоит.
Сильвия лукаво сощурилась:
– Так, значит, рассматриваешь Эльпиди. Ты, случаем, не втюрилась?
– Я? В Эльпиди? Да ты что!
Четыре с половиной часа они без передышки поднимаются в гору, пока наконец не достигают конечной точки – здания из камня и кирпича с ярко-красными балкончиками и дверьми. На заднем дворе пристройка – дровяной сарай. Стоит мороз, но снег еще не выпал. За домом виднеется гора Дуранно – одиноко стоящая глыба, укутанная в шарф из облаков. К северу от нее над Карнийским хребтом возвышается Чима-Деи-Прети – заостренная громада высотой 2700 метров со скалистым склоном, расчерченным белыми прожилками снега. Это самая высокая вершина фриулийских Доломитовых Альп, разделяющая регионы Венето и Фриули-Венеция-Джулия.
Вокруг царит необыкновенная, сказочная тишина. Роберта взяла с собой новый фотоаппарат и тут же принялась снимать потрясающие горные панорамы, затем одноклассников и шале.
Андреа первым неприкрыто выражает свое недовольство:
– Ну и куда мы приперлись?
– Первый этаж лет пятьдесят назад возвел мой дедушка, – отвечает Эльпиди. – Потом моя семья передала здание жителям местной деревушки, и они достроили второй. А у меня осталось право пользоваться этим домом в любой момент. Когда выдается возможность, приезжаю сюда отдохнуть.
Роберта щелкает Андреа:
– Теперь великолепный облик засранца Беррино навсегда останется в истории!
– Да иди ты вместе со своим фотиком!
Но Эльпиди, похоже, нет до них никакого дела.
– Первый этаж приспособим под комнату отдыха, назовем ее гостиной. Там будем есть, проводить вместе время и учиться. В общем, поживем почти как киновиты. Анита, ты же знаешь, кто такие киновиты?
– Я так устала, что не помню даже, как меня зовут! Спасибо хоть, что напомнили.
Филиппо поправляет очки, съехавшие на кончик носа, и по привычке поднимает руку:
– Слово «киновит» происходит от греческого koinós bíos, что означает «общественная жизнь». Так называли монахов, которые в четвертом веке стали жить уединенными общинами, где скрупулезно изучали заповеди, которые Иисус проповедовал своим ученикам. Эта примитивная форма монашества распространилась по всему Египту, у нее было столько последователей, что вскоре наравне с мужскими монастырями появилось множество женских. Первая киновия была основана египтянином Пахомием, но самую важную создал Василий…
– Отлично, Лоруссо, можешь не продолжать, молодец!
Филиппо кивает, делая вдох через ингалятор.
В разговор с воинственным видом вступает Кьяра, встряхивая львиной копной дредов:
– Вы что, притащили нас сюда молиться?
– Конечно, нет! Я хотел сказать, что мы будем жить общиной и придется проявить усердие не только в учебе, но и в удовлетворении наших обычных потребностей. Работу поделим. На каждого ляжет ответственность за выполнение своих обязанностей ради общего блага.
Сильвия поднимает руку:
– Меня утомили уже одни только разговоры про работу. Кстати, а где мы будем спать?
– На втором этаже три отдельные комнаты, вход туда с террасы. Одна будет спальней для мальчиков, вторая – для девочек, а третья, поменьше, останется мне. Пойдемте, покажу вам дом.
Эльпиди открывает входную дверь на первый этаж. За ней оказывается скромных размеров комната. Всей мебели – деревянный шкаф с посудой и кухонной утварью, сундук с висячим замком, стол, табуретки и стулья из плетеной соломы. В глубине красуется старая печка и большой камин с громоздким коробом сверху. Стены сырые и холодные.
Наружная лестница ведет на второй этаж, к отведенным под спальни однотипным комнатам: в каждой по два окна, одно – на террасу, другое – на задний двор. Все помещение занимают поставленные вплотную друг к другу деревянные кровати.
– Что-то я не вижу… А где туалет? – спрашивает озадаченная Паола.
Эльпиди распахивает дверь спальни