в себе самих то, чего вы раньше не замечали.

– Эксперимент? – недоверчиво переспрашивает Роберта.

– Да. Своего рода… курс по ориентированию.

– С сывороткой правды и электродами на башке? – шепчет Сильвия Аните.

– Никаких электродов, никаких сывороток, – отметает ее предположения Эльпиди. – Ретрит в горном шале.

И тут Марта задает вопрос, который волнует всех:

– И сколько продлится этот… ретрит?

Глава 2

– Целый месяц?!

Только что за обедом Паола рассказала маме о предложении Эльпиди.

– Ну… А что директриса?

– Только за. К тому же Эльпиди она не откажет.

– А вы не отстанете от программы?

– Эльпиди говорит, что уроки будут проходить регулярно. Уверял даже, что те, кто ездит за границу по обмену, занимаются там намного меньше, чем будем мы. Но проблема-то в другом…

– И в чем же?

– Эльпиди выставил условие: едут либо все без исключения, либо никто.

– А что, кто-то не хочет?

– Педро. Сказал, ему это не нужно.

– Это который сын адвоката?

– Он самый.

– Торчок который?

– Ну ты загнула. Он так, только марихуаной балуется.

– А марихуана, по-твоему, – ботва безобидная?

– В общем, Эльпиди дал ему день на размышления. Если честно, Педро не единственный, кто, мягко говоря, не в восторге от этой идеи.

– Да ладно?

– Нам придется целых тридцать дней жить вместе круглые сутки. А некоторые и без того друг друга на дух не переносят.

– Например?

– Например, Филиппо.

– Лоруссо?

– Ага, Лоруссо. Он терпеть не может Андреа Беррино. Андреа вечно над ним издевается, не упускает случая поглумиться. А Филиппо даже постоять за себя не в состоянии, вот и отмалчивается.

– Этот Беррино всегда слишком много о себе воображал.

– Вот именно. А Роберта и Марта, они же друг друга ненавидят! Не говоря уже о Ренцо и Кьяре. После того происшествия они так и не помирились. Вдобавок Кьяру еще и Валентина бесит.

– Да вы там поубиваете друг друга, – ухмыляется мама.

Тут Паоле на мобильный приходит сообщение.

– Это папа. Скоро будет.

Девушка поднимается к себе в комнату, чтобы переодеться.

Стоя перед зеркалом в трусах и лифчике, она разглядывает себя со всех сторон. Паоле нравятся ее длинные вьющиеся каштановые волосы, большие глаза, ярко очерченные губы. А вот слишком накачанные, на ее взгляд, ноги она просто ненавидит. Девушка слегка выворачивает ступню. «Черт, ну что это такое, икры как у мужика…» Она надевает спортивный костюм, собирает футбольную сумку. Спустившись, на выходе сталкивается с мамой. Та протягивает ей шоколадку:

– Подкрепись между таймами.

Паола сует шоколадку в сумку, целует мать в щеку и выходит. У ворот останавливается автомобиль. Паола еще раз машет маме и, распахнув дверцу, садится в машину.

– Вот она, моя чемпионка!

За рулем ее отец. У него редкие волосы, аккуратная черная бородка с проседью, элегантный костюм. В общем, привлекательный мужчина, хоть и полноват. Машина резко трогается.

– Даже с мамой не поздоровался, – тут же хмурится Паола.

– Ну и что? Все равно вечером увидимся.

– Вы в последнее время странно себя ведете.

– В каком смысле странно?

– Не разговариваете, даже не смотрите друг на друга. Между вами словно черная кошка пробежала.

– У меня много работы, Паолина, приходится держать в голове кучу вещей, вот и все…

– Ночуешь часто не дома.

– Всегда так было. И в командировки надолго уезжал. С каких пор это стало проблемой?

– В последнее время это происходит все чаще. Ты вообще не появляешься дома.

– Да брось ты! Все совсем не так!

– Именно так. Вы с мамой расходитесь?

– Да что ты… Что ты себе придумала?

– А, значит, я во всем виновата? Вы только и делаете, что спорите, куда мне идти после выпуска! Мама хочет, чтобы я пошла в медицину, а ты о моей футбольной карьере мечтаешь…

– Ладно, мы иногда ссоримся, но кто не ссорится? У нас с мамой все хорошо, не волнуйся.

Отец ведет машину уверенно и непринужденно. Паола демонстративно замолкает и утыкается в телефон.

– Так что, Паолина, в этом году выйдем в плей-офф? Сегодня играй как играется и не слишком напрягайся, поняла? Не держи долго мяч, не стой на одном месте, хорошо? Эй, ты меня слушаешь?

– Да.

– Отложи этот чертов телефон и отвлекись на секунду. Давай! Сегодня чтобы выиграла!

Энрико водит дергано. Сильвия на переднем сиденье нервничает:

– Ты убить нас хочешь?

– Поверить не могу! Ты уезжаешь на целый месяц и говоришь мне об этом в последний момент?

– Я же сказала, что еще не решила.

– Может, я буду к тебе приезжать?

– На ретрит к моим одноклассникам? Никому навещать нельзя, даже родителям. Что обо мне подумают, если ты туда припрешься, а? И потом, мы можем созваниваться. Что не так?

– Но… Целый месяц не видеться?

– Чего ты боишься? Ревнуешь?

– Ревную, я?

– Осторожно!

Еще секунда, и Энрико сбил бы старушку на переходе. Оправившись от испуга, Сильвия снова вспоминает, как легко Эльпиди всех уговорил. Или почти всех. Прямо как сказочный крысолов из Гамельна. В этот день ему не удалось переубедить только Педро. После уроков на школьной парковке Сильвию, к ее огромному удивлению, поджидал Энрико. Ей нравится, что парень забирает ее на машине. Ему двадцать пять, и он, как настоящий мужчина, уже ездит за рулем автомобиля, а не на мопеде, как большинство мальчишек из школы.

– Он рассказал нам про миф о пещере.

– Кто?

– Эльпиди, пока уговаривал…

– О какой такой пещере?

– Платон в своем сочинении «Государство» рассказывает об узниках, которые с самого рождения сидят, закованные, в пещере и видят только стену перед собой. Ничего другого они в жизни не видели и думают, что люди, животные и вещи, которые на ней появляются, – настоящие, хотя на самом деле это лишь тени предметов за их спинами, подсвеченных огромным костром.

– Куча придурков, в общем…

– Да, вроде того. Но потом Платон рассказывает, что один из узников освобождается от оков и оборачивается. Вдруг он видит предметы, которые находятся у него за спиной, но не узнает их очертаний, а когда смотрит в сторону выхода, его ослепляет солнечный свет. Выйдя из пещеры, он привыкает к свету луны, а потом и к солнцу, и только тогда наконец видит вещи в их настоящем обличии. И понимает: все, что сидящие в пещере считают реальностью, на самом деле иллюзия.

– И что он станет делать дальше?

– Если верить Платону, вернется обратно.

– К остальным придуркам?

– Именно, чтобы рассказать им о том, что узнал. И освободить их.

– Лучше бы оставил этих дебилов там разлагаться!

– Не лучше, если предположить, что это и есть Платон, а та кучка придурков, как ты их назвал, – это ты, я и все, кто так ничего и не понял ни о нашей жизни, ни о мире вообще.

Энрико с подозрением косится на Сильвию:

– Какую чушь вам в школе впаривают!

В кухне на холодильнике висит записка от мамы Сильвии:

«Я испекла пирог. Кушай на здоровье!

Целую, мама».

Сильвия недовольно морщится.

– Что такое? Не хочешь пирог? – спрашивает Энрико.

Сильвия качает головой:

– Ешь сам, если хочешь.

Энрико второй раз говорить не нужно. Он открывает холодильник, достает алюминиевый лоток, вываливает содержимое в тарелку и ставит в микроволновку:

– Обожаю пироги твоей мамы!

У Энрико, которого за пристальный, почти придурковатый взгляд прозвали Карасем, уже слюнки текут. Он садится за стол с дымящейся тарелкой и принимается за еду.

– Я-то думала, ты забрал меня, чтобы вместе где-нибудь пообедать…

Энрико перестает жевать и немигающими рыбьими глазами таращится на Сильвию. «Боже, что я еще забыл?»

– Не помнишь! – не спрашивает, а скорее с огорчением утверждает Сильвия.

– Сегодня точно не наша годовщина… – Энрико тянет время, но по потерянному выражению его лица совершенно ясно: он не имеет ни малейшего понятия, о чем говорит Сильвия.

– Сегодня три года с нашего первого поцелуя!

– А, точно!

– Помнишь, где это случилось?

– На вечеринке… Блин, не помню, у кого именно…

– Может, ты хоть помнишь, во что я была одета?

Полный провал в памяти. А тут еще и пирог остывает.

– Слушай, Сильвия,