так я и планирую – реализоваться и жить для себя! Пару лет поездим по миру, года в двадцать три рожу мальчика, а позже хочу еще двух девочек. Сына назову Этторе, а дочек Элеонорой и Элизабеттой. Все имена на Э, как у Энрико.

Андреа прикладывает руку ко лбу:

– Боже, меня сейчас стошнит…

– Я всегда мечтала выйти замуж за человека, у которого имя начинается на эту букву. У меня все бывшие такими были: Эмилио, Эмануэль…

– Умоляю, перестань! – брезгливо морщится Андреа. – Меня аж передергивает.

– А что плохого в том, чтобы строить планы на жизнь? Все вечно говорят, что мы – потерянное поколение, что у нас нет будущего и все такое…

– Да нет у тебя никакого плана. Ты просто чокнулась. Выйти замуж за Карася, этого австралопитека, самого безмозглого человека на земле…

– Не смей так говорить! Да и потом, тебе-то что за дело? Не тебе за него замуж выходить.

– Вступать в брак в нашем возрасте – это бред.

Эльпиди вмешивается, пытаясь унять возникающую ссору:

– Андреа, мне кажется, не стоит так горячиться.

– У меня впечатление, будто сейчас говорил не зумер, а какая-то синьорина начала семнадцатого века, Лючия Монделла[7] недоделанная.

Не в силах больше спорить, Сильвия со слезами на глазах швыряет скомканный листок в костер и уходит. Анита спешит за ней, окликая подругу и пытаясь догнать.

– Какой ты милый! – язвительно обращается Валентина к Андреа.

– Я говорил искренне. Вот и все.

Кьяра поддерживает Валентину, подливая масла в огонь:

– Ты хотел сказать, по-идиотски?!

Эльпиди пытается восстановить мир, но безуспешно. Андреа встает, и взлетающие за его спиной языки пламени делают его похожим на инфернальное чудовище.

– Кто бы сомневался, что вы, две лицемерки, меня первые обвинять начнете.

У Валентины лопается терпение:

– Ты ведешь себя как самоуверенное хамло, и не только сегодня. Ты всегда таким был!

Кьяра поворачивается к Педро:

– Ты слышал? Он сравнил меня с Валентиной, с этой дурой…

И тут Филиппо, осмелев после слов Валентины, решается выплеснуть всю накопившуюся злость и недовольство по отношению к Андреа:

– Это правда, Беррино, ты та еще сволочь!

Бросив на него презрительный взгляд, Андреа разворачивается и уходит. Эльпиди в изумлении замечает, что тот направляется в сторону леса. Учитель кидается следом за ним.

– Подожди! – несколько раз зовет он, пока наконец Андреа не останавливается. Вдали от костра страшно холодно и совсем темно.

– Профессоре, вы же сами попросили быть искренними, вот я искренне и…

– Твое поведение беспардонно и, я бы даже сказал, неуместно, – прерывает его Эльпиди. – В лицемерии и притворстве хорошего мало, но бестактность еще хуже. Быть искренним – не значит непременно быть бессердечным.

Андреа недовольно фыркает:

– Я думал, искренность – штука непроизвольная.

– Да, так и есть, но она не отменяет хороших манер. Я бы на твоем месте лучше задумался, из-за чего ты сбежал.

– Я не сбегал.

– Сбежал! Вопрос только – от чего?

Андреа выходит из себя:

– Да ни от чего я не сбегал!

– И все же!

– Ну, тогда сами скажите.

– Хорошо, скажу. От себя самого.

– Чего?

– Ты сбежал от наглого и самоуверенного хама Беррино.

– Да не сбегал я, а просто отошел, чтобы не усугублять ситуацию!

– Нет, сбежал. Потому что понял: тебе и самому не нравится та маска, которую ты нацепил на себя.

– Какая еще маска?

– Злобы.

– Не цеплял я никакой маски.

– Как хочешь, – вздыхает Эльпиди и, развернувшись, направляется к дому. – Вдали от костра холодно.

– Ну хорошо, – окликает его Андреа, – если тогда на мне была маска, то каково мое настоящее лицо?

Эльпиди оборачивается к нему и разводит руками:

– Ты здесь как раз для того, чтобы это узнать.

Сильвия врывается в спальню для девочек, закрывается и остается одна в темноте. Анита, прибежав следом, настойчиво стучится в запертую дверь.

– Сильвия, открой!

Проходят добрые полминуты, прежде чем та, вся в слезах, впускает ее.

– Можно я войду?

Сильвия оставляет дверь открытой и садится на ближайшую ко входу кровать. Анита нерешительно заходит, закрывает дверь, зажигает свечу и, подсев к подруге, берет ее руки в свои. Некоторое время они сидят молча.

– Как ты?

– А как, по-твоему, я должна быть?

– Не обращай внимания на то, что наговорил Андреа. Ты же знаешь, он такой. Считает себя лучше всех. Но посмотри на него: никто с ним не дружит, никто его не любит. Жалкий засранец!

Сильвия вздыхает и молча смотрит в пол.

– Ну, вот уж из-за кого точно не стоит плакать.

– Ты права, не стоит, – соглашается Сильвия. – Андреа – кретин, и тут уж ничего не поделаешь. Но меня расстроило даже не то, что он сказал…

– А, нет?

Сильвия качает головой.

– Я расстроилась, потому что никто и не попытался встать на мою сторону. – Сильвия подняла голову и посмотрела Аните в глаза. – Даже ты. Тоже думаешь, что я ошибаюсь?

У Аниты будто ком в горле застрял, она не знает, что ответить.

– Даже моя лучшая подруга не одобряет моего решения! – горько усмехается Сильвия.

– Что ты! Я рада за тебя, если ты счастлива…

– Но ты не уверена, что я поступаю правильно.

– Я не могу решать, что для тебя правильно. Это можешь сделать только ты.

– Да, но каждой подруге хочется, чтобы ее поддержала та, кто ее действительно любит.

– Но я тебя поддерживаю!

– Раз так, почему ты не сказала этого только что перед всеми?

– Мне не пришло в голову! Я не сообразила! Никто не ожидал, что Андреа так на тебя накинется. Он нас всех ввел в ступор…

– А по-моему, только у него одного и хватило смелости сказать то, что он думает.

– Сильвия, ты не права…

– Нет, это ты не права.

– Зачем ты так?

– Если я ошибаюсь, тогда скажи, глядя мне прямо в глаза, что рада за меня.

Анита смотрит на подругу в упор и сжимает ее руки:

– Сильвия, я очень рада за тебя, правда. Поверь мне.

Сильвия какое-то время медлит, затем высвобождает свои руки и обнимает Аниту, крепко прижимая ее к себе:

– Спасибо. Для меня это очень важно.

Анита обнимает ее в ответ и, улыбнувшись, чмокает в щеку:

– Вот коза! Почему сразу не рассказала мне?

– Энрико сделал мне предложение вечером накануне нашего отъезда. А я только ждала подходящего случая, чтобы с тобой поделиться. Ты же знаешь, у меня от тебя нет секретов.

Анита улыбается, но по ее лицу пробегает какая-то тень.

– Что такое? – спрашивает Сильвия.

– Ничего, прости. Это из-за того, о чем ты сейчас говорила.

– Но мы же всегда все рассказываем друг другу?

– Да, конечно!

– Энрико и правда умом не блещет, но он добрый и знает, чего хочет. После смерти папы я все время чувствовала себя одинокой. Энрико заботливый, с ним я спокойна. Ты же понимаешь, как для меня важно, чтобы рядом был такой человек, как он? Я хотела сделать тебе сюрприз сегодня и решила прочитать бумажку…

– Вот так сюрприз, еще и с Беррино на закуску! Подходящий случай выбрала.

Щеки у Сильвии еще мокрые от слез, но слова Аниты вызывают у нее смех облегчения.

Глава 9

Несколько дней назад Эльпиди стал звонить на подъем в большой колокольчик для скота. Он грохочет под окнами всегда в одно и то же время, в тот самый момент, когда по-гомеровски розовоперстая заря поднимается над долиной, освещая верхушки деревьев и горные хребты. Динь! Динь! Динь!

– Подъем! Подъем! Просыпайтесь!

Поначалу от такого нововведения ученики в панике вскакивали с постелей и выбегали из комнат, как при пожарной тревоге. Но вскоре ритуал вошел в привычку, и все, обленившись, перестали обращать внимание на этот утренний перезвон. Поэтому Эльпиди нередко приходится подниматься на второй этаж и звенеть самым нерасторопным прямо над ухом.

Пока он издевается над барабанными перепонками Валентины, не изъявляющей ни малейшего желания вылезать из спального мешка, полусонная Паола макает печенье в горячее молоко. Рядом с ней Педро играет кусочками печенья в чашке, как корабликами.

– Знаешь, откуда у нас это молоко?

– Не-а. Понятия не имею, если честно.

– Каждый день Эльпиди встает в три утра, спускается