Он только сунул руку в карман, чтобы достать ключ и отперетькалитку, как послышались торопливые шаги. Серега мигом напрягся. Он эту летящуюпоступь узнает в любую минуту, даже не видя, определит, кто идет.

Марина…

– Кто здесь? – Она отпрянула.

– Ну, я.

– Серега? – Голос, только что дрогнувший от испуга, сталспокойным и холодным.

– Что тут стоишь?

– Тебя жду.

Она не произнесла ни слова, но Сергей ощутил, что от неесловно бы стужей повеяло.

– Да ладно, успокойся, – бросил злобно. – Я пошутил. Нужнаты мне…

– Вот и хорошо, – с нескрываемым облегчением сказала Марина.– Вот и отлично, что не нужна. Запомни эти слова, Серега, и в дальнейшемподтверждай их денно и нощно.

Эх, матом бы ее обложить, да таким, чтобы зажала своирозовые ушки с капельками серебряных сережек! Серега просто с ума сходил, дотого ему хотелось коснуться Марининого ушка губами, потом провести ими по шее,к этой манящей родинке, ощутить, как забьется ее пульс, как растает всегдашняянадменность, спадет с нее эта ледяная броня, которую она на себя напускает,напускает неизвестно зачем…

Не то ударить, не то поцеловать ее хотелось. Больше,конечно, поцеловать, но неизвестно, что сейчас сделал бы Серега, ведь своейрассчитанной наглостью Марина нарывалась отнюдь не на поцелуи. У него рука таки зачесалась – замахнуться и врезать этой дуре, чтобы перестала раз и навсегдаголову морочить!

Может быть, даже и врезал бы. Но снова послышалисьприближающиеся шаги.

– Анна Михайловна? – Голос Марины звучал сейчас совершенноиначе: с Серегой она так ласково, так приветливо никогда в жизни неразговаривала. – Решили прогуляться?

– Да. – Подошедшая неловко рассмеялась. – Меня песни лягушеквыманили. Днем я видела, как они милуются в пруду, думала, с темнотой утихнут,так нет же, разошлись так, что не уймешь.

– Ой, это классно, что они выделывали! – расхохоталасьМарина. – У них сейчас самая горячая пора, у лягушек. Забавно, конечно, звучит:горячая пора у этих хладнокровных созданий.

Значит, сегодня все трое наблюдали за влюбленнымиквакушками. Серега тихонько хмыкнул. Ну, у него созерцание лягушкиныхсексуальных изысков вызвало совершенно определенные ассоциации. А вотинтересно, что подумали Маринка и Анна Михайловна? Неужели не взбрели на умнекие вольные мыслишки?..

И тут же ему стало стыдно. Подумать такое о жене хозяина… даона ему как мать родная, к тому же этой несчастной женщине белый свет не милиз-за беды, приключившейся с мужем, она небось в монастырь пошла бы, только быот этой напасти избавиться, тут уже не до хорошего. А Маринка, она, наверное…

– Чадом несет каким-то, никому не кажется? – сказала вдругМарина.

Серега потянул носом, но, как водится, ничего не учуял.Конечно, с его хроническим насморком разве чего унюхаешь?

– Да неужели не слышите? – удивилась Марина. – Ну пахнет жеявно из гаража. Чадит. Кто-то куда-то ехать собрался?

Отчего все трое вдруг сорвались с места и наперегонкикинулись к гаражу? Почуяли что-то – не столько запах, сколько недоброе? Замерлиперед запертыми воротами. На них не было висячего замка, ворота можно былооткрыть ключом, как изнутри, так и снаружи, вдобавок изнутри был еще засов, ноего закладывали редко, уж больно он тяжелый.

Серега перебрал ключи в связке, вставил в скважину, повернул– ворота не дрогнули. Стукнул в них:

– Петр Федорович! Вы там?

Тихо было, только слышалось – они лишь теперь это расчухали– урчание работающего двигателя.

– Мотор прогревает? – тоненьким, девчоночьим голоскомспросила Марина. – Ехать куда-то собрался?

– Куда ему ехать, ты что? – пробормотала Анна Михайловна икрикнула: – Петя, ты там? Открой!

– Если он внутри, то не слышит, – сказал Серега. – Да что мытут стоим? Пошли во двор, там и посмотрим. Может, он просто…

Наверное, они чуяли уже, что все это не просто, знали, чтоувидят, но теперь не бежали, не суетились: на них какой-то ступор напал, ониеле ногами двигали – медленно, гуськом вошли в ворота, повернули к гаражу,встали перед дверью, подергали, обнаружили, что заперта. Все трое разомповернули головы – на третьем этаже, в кабинете хозяина, светилось окошко.Наверное, он там, коли свет горит, но кто же тогда в гараже?

Серега щелкнул выключателем, вспыхнули две мощные лампы поднавесом, во дворе стало светло. Но бодрости это ему не прибавило – казалось,еле шевелил руками, еле ворочал ключом. Наконец замок щелкнул, открывшись, нодверь осталась неподвижной.

– Он там изнутри заперся, – хрипло сказала Анна и вдруг,выйдя из оцепенения, отдавшись страху, закричала, замолотила кулаками в дверь:– Петя, от-крой!

Не было ответа.

– Сережка, да ты что стал?! – возмущенно закричала Марина. –Ну делай же что-нибудь, ломай дверь!

Не для того строили этот гараж с такими дверищами, чтобы ихможно было так вот просто сломать, это еще до Сереги было слажено, но он,помнится, удивлялся, насколько крепко. Нет, эту дверь только гранатой подорватьможно. Ломом тоже откроешь, но провозишься невесть сколько.

О! Про окно забыл!

Обежал гараж слева. Там не окно, а окошко, под самымпотолком, ну да ничего, он достанет, а вот пролезет ли? Попытка не пытка! Чемразбить? Кажется, метла осталась, точно, он забыл убрать метлу еще утром, вонтам положил, под стенкой гаража.

Схватил ее, саданул ручкой в стекло – и даже своим вечнозаложенным носом учуял чад, рванувшийся в окошко. Сбил осколки, торчащие израмы, подпрыгнул, повис, на какой-то миг растерявшись перед синей чаднойполутьмой, открывшейся взгляду: свет электрической лампочки под потолкомеле-еле пробивается сквозь сизые волны, слоями наполнявшие гараж.

– Что там? – крикнула подбежавшая Марина.

Серега спрыгнул, суматошно огляделся, ища, на что бы стать,опереться, чтобы влезть-таки в окошко. Марина мигом поняла, в чем дело.

– Подсади меня, я пролезу.