И вот начался обыск. Спохватившись, что надо соблюсти хотьвидимость порядка, Бушуев пригласил двоих понятых. Впрочем, это толькоговорится так – мол, пригласил. На самом деле ткнул пальцем сначала в одного,потом в другого. Ими оказались Катюша Перебывалова и, словно в насмешку, СаняКолмогоров, первый друг Петра. Уж он пилил-пилил Бушуева, уж он честил его,честил! Но остановить Ваньку не могла бы никакая сила. Он словно сошел с ума, иСанина ругань его только подхлестывала.

В доме Бушуев ничего не тронул – сразу повел понятых вподвал и давай там сбрасывать с полок пустые и полные банки. Мать Петра былавеликая мастерица всяких заготовок, в прошлый год столько всего припасла, что уПетра и до сих пор полно было солений-варений. Мать-то его теперь жила вМуроме, у старшего сына, у которого родилась двойня, помогала нянчиться, ноПетра запасами обеспечила надолго.

Все это Бушуев порушил, а потом начал отдирать от стенполки. Погреб у Манихиных был выложен кирпичом (отец покойный постарался!),деревянные и металлические полки приколочены намертво. Бушуев, поняв, что делоне столь простое, как ему представлялось, звал кого-нибудь из мужиков себе впомощники, однако дурных не сыскалось. Может, Ванька с ума спятил, так чтотеперь, вместе с ним безумиться? Какой он никакой милиционер, а все же человекпришлый, чужак нижегородский, ну а Петр – он свой, заманихинский. Пришьет емуВанька дело, посадят его или нет – еще бабушка надвое сказала, а с соседом, этовсем известно, лучше не ссориться. Если Бушуеву так уж сильно нужна подмога,пусть себе подкрепление из райотдела милиции вызывает.

То ли по причине выходного дня, а вернее, потому, что вглубине души Бушуев понимал полную противозаконность своих действий, никакогоподкрепления он не вызвал. Сбегал домой за столярным и слесарным инструментом ипринялся корячиться один, отдирая полку за полкой и тщательно осматривая стены.

Катюша и Санька сперва честили его на два голоса, а потомпритихли, подавленные его уверенностью в своих действиях. Кажется, даже Санькав конце концов почти уверился в том, что Бушуев знает, что делает.

Осталась нераскуроченной только одна стена, когда с рыбалкивернулся Петр. Еще, видать, по пути добрые люди успели доложить ему, чтотворится, потому что он как вбежал во двор, так сразу ринулся в погреб инакинулся на Бушуева. Ругался, кричал много чего… а пуще – тут Катюша так ивпилась глазами в Анютино помертвелое лицо, – а пуще Анюту поминал: мол, Бушуевво что бы то ни стало решил отбить у него невесту, вот и готов ради этого навсе. Только с того, мол, он к Петру и прицепился, будто собачий репей, а насамом-то деле ему плевать, кто Кольку Лукьянова убил и кто сберкассу грабанул.Все дело только в Анюте!

Много чего обидного высказал Петр Бушуеву, и, видать, обаони дошли наконец до белого каления, потому что Петр вдруг кинулся на Бушуева скулаками, но не успел даже коснуться его пальцем, как тот вдруг сам на негобросился. И в драке сначала разбил ему лицо, а потом, когда Петька ответилсильным ударом, Бушуев так швыранул противника от себя, что Манихин отлетел,ударился всем телом о кирпичную стену, а потом сполз на пол – и остался лежатьнедвижимо.

Трясли его, тормошили, на воздух вынесли, но он в себя неприходил. Саня Колмогоров погрузил друга в коляску своего мотоцикла да и повезв больницу. Остальные разбрелись по домам. А Бушуев ушел из разоренногоподвала, и никто не знает, куда он подевался.

– Да вон на косогоре сидит, – махнула рукой Анюта.

Странно она чувствовала себя… Усталость, страх – все куда-топодевалось. Так бывает после грозы, когда весь день томит тяжесть надвинувшихсяоблаков, а потом вдруг как ударит ливнем – и сразу станет легче. Бьет гром,свищет ветер, молния вспарывает небо, но это уже ничего, это уже не страшно,гроза свершилась, и дышится легко. Исчезает оцепенение, ожидание смутной беды:гроза – беда явная, от нее надо скрываться, спасаться, но это – дело привычное,человек знает, как теперь поступать.

Вот и Анюта знала, что сейчас ей надо поскорей добежать до«стекляшки», откуда через полчаса уходит последний автобус в райцентр. Толькосначала – заглянуть домой, успокоить мать, сказать, что уезжает к Петру. Ивсе-таки хоть что-нибудь съесть. Ей нужны будут силы!

Она сорвалась с места и ринулась по улице так быстро, чтоКатюша даже ничего не успела больше сказать. А впрочем, чего еще говорить? Итак все сказано!

Корпоративная солидарность – неоценимая вещь! Особенномедицинская. К примеру, ты привозишь в травмопункт парня с переломом плеча, иврач с первого взгляда понимает, что перелом насильственный. А со второговзгляда – на твою физиономию – определяет злодея-насильника. А при этом вкомпании еще присутствует истерически рыдающая девица, в которой тот жепроницательный врач с третьего взгляда вычисляет даму твоего сердца. Ну и какуюлогическую цепочку выстроит тут нормальный человек? Двое мужиков подралисьиз-за девушки, один другого поломал, а теперь строит из себя благородногорыцаря, в то время как ему место в «обезьяннике», то есть за решеткой. Нопоскольку права никто не качает, поскольку поломанный не обличает своегообидчика, а девица хоть и в грустях, но победителя не судит, то этотврач-травматолог, раньше работавший в 35-й больнице и доктора Меншикова знающийкак облупленного, опускает долу свои не в меру проницательные очи ипредоставляет отношениям троицы развиваться согласно их логике. А вмешивается вэти отношения лишь постольку, поскольку вмешательство его необходимо:накладывает гипс на поломанное плечо и делает обезболивающий укол увечному,дает дозу транквилизаторов рыдающей красотке, кивает бывшему коллеге: мол,желаю счастья, здоровья и успехов в личной жизни! – а потом привычно кричит вкоридор: «Следующий, проходите!» И Меншиков уходит со своей командой,размышляя, какой он сделал в свое время правильный выбор, отчаянно борясь навступительных экзаменах за место в мединституте, а не пойдя, как хотелось маме,на филфак университета, куда поступить было гораздо легче!