Тут Анюта подумала, что, ударившись в эту жуткую панику,спорола одну немалую глупость. Ей надо было сразу мчаться домой, в Заманиху. И,пробежавшись по берегу, посмотреть, чьи лодки здесь, а чьих нету. А потом,затаившись где-нибудь, выждать возвращения рыбаков. Конечно, их могло бытьнесколько, но все-таки она представляла бы людей, которых следует опасаться,знала бы, что кто-то из них – убийца и грабитель. А теперь надо бояться всех икаждого, потому что, похоже, все лодки уже на берегу. Вон и «казанка» Петра.Анюта с облегчением перевела дух. Слава богу, что он вернулся. Сейчас бегом кнему, стоит его увидеть – и все страхи улетят, останутся только покой исчастье.

И только сейчас Анюта вспомнила, зачем ринулась сегодня вэто безумное плавание. Да чтобы предупредить Петра: в его доме обыск! Бушуевокончательно спятил и пошел на него войной!

Ну надо же… С той минуты, как она провела лодку сквозьзеленый тоннель в тихую, уединенную заводь, у которой был такой странныйпятнистый берег, Анюта больше ни о чем не думала, как о спасении своей жизни.Она забыла даже про Петра… и вот он теперь вернулся домой с рыбалки, а с чемвстретился? С погромом в своем доме! И Анюты не было рядом, чтобы поддержать,приободрить его!

Она побежала вверх по тропинке что было сил, но очень скорозапыхалась. Только сейчас почувствовала, как ужасно устала и проголодалась.Ведь за весь день у нее маковой росинки во рту не было: несколько раз черпалаладошкой воду из реки, вот и все. Помнится, она завтракала у тетки, еще передтем, как ехать на автостанцию… Господи, да неужто это было сегодня? Кажется,несколько лет назад. Сколько всего случилось с тех пор! Самый длинный день в еежизни. Но кончится же, кончится когда-нибудь и он. Скорей бы увидеть Петра,скорей бы…

Однако первым, кого Анюта увидела, лишь войдя в деревню, былне Петр, а Иван. Иван Бушуев. Он сидел на бревне, лежащем у заброшенного дома,стоявшего почти на обрыве, и смотрел на закат. Анюта в первую минутуиспугалась, что Ванька зачем-то поджидает ее, но он, к счастью, даже не заметилдевушку – глаза его и впрямь были устремлены на небо.

Анюта оглянулась. Небо как небо, чуть подернутоепредвечерним мягким, золотистым отсветом. До настоящего заката дело еще и недошло, хотя облака на горизонте уже посинели, а солнце набирает красноту,утрачивая раскаленную белизну, которой сияло весь день. Но вечер уже ощутим вовсем: в посвежевшем воздухе, в потемневшей, словно бы задремавшей реке, в том,что отражение противоположного берега вдруг стало особенно четким, зеркальноточным, только опрокинутым.

Анюта нахмурилась. Закаты всегда навевали на нее тоску, онабольше любила рассветы, хотя иной раз одолевала тяга снова и снова впитывать всебя безудержную грусть увядающего дня. Она и весну любила больше, чем осень,однако не могла удержать восторга перед сентябрем и октябрем.

Ох, да о чем она думает? Какие закаты, какая осень? Думатьнадо о том, почему Ванька сидит здесь! Кого-то подкарауливает? Не ее ли? Аможет, Петра? Хотя нет, Петр, конечно, уже в селе, ведь его лодка на месте.Значит, Ванька отдыхает от трудов своих неправедных, переживает остроеразочарование, которое его, конечно, постигло, когда он ничего не нашел приобыске в доме Петра.

Конечно, не нашел! Там и не могло ничего быть!

Анюта торопливо пошла по дорожке – Бушуева никак не обойти,разве что ломиться через забор заброшенного дома, торить тропку среди бурьянов,которыми зарос давно не паханный огород. Ну да, станет она народ смешить, бегаяот Ваньки, словно преступница! Народу, правда, нет никакого вокруг, смеятьсянекому, однако Анюта была слишком горда, чтобы дать Бушуеву хоть поводзаподозрить, что боится его до дрожи.

Она была уверена, что Иван окликнет ее – или какую-нибудьгадость про Петра скажет, или хоть поздоровается, – однако он молчал, даже,кажется, не поглядел на Анюту, словно ее и не существовало.

Ну и ладно, не больно-то хотелось. Она тоже не собиралась низдороваться, ни заводить каких-то разговоров – промчалась мимо со всех ног.Перед тем как повернуть в улицу, оглянулась. Бушуев все так же сидел, нешевелясь, уставясь на закат.

И вдруг Анюта почувствовала недоброе. Что-то случилось.Что-то плохое, еще хуже даже, чем ограбление сберкассы, чем преследованиеБушуевым Петра. Что-то страшное – страшнее, чем сегодняшние гонки Анюты позаманихинским протокам!

У нее вдруг ослабли ноги – сказались усталость целого дня,голод, волнение и страх. Остановилась, придерживаясь за ближний забор – и чутьне упала, услышав рядом голос Катюши Перебываловой:

– Ань, ты чего?

О господи, ну и денек… Мало ему было начаться со встречи сКатюшей – он еще непременно желает этим же закончиться!

Отстранилась от ограды, приняла независимый вид:

– А что такое?

Катюша выбралась из-за малины, отложила тяпку – должно быть,рубила траву, которая, даром что июнь, успела вымахать под кустами,окаймлявшими участок, чуть не до пояса, – недоверчиво уставилась на Анюту:

– Ты где была, скажи на милость? Тебя тут обыскались все, имать твоя избегалась по деревне, и Петр просил тебя поискать.

Анюта встрепенулась:

– Петр? А что случилось?

Тотчас спохватилось, что не надо было об этом спрашивать, ненадо давать Катюше повода начать разговор, потом ведь не отвяжешься, ноПеребывалова уже отбросила тяпку, подскочила к забору, оперлась на него дляустойчивости – и теперь уже никакая сила не могла бы остановить поток еесловоохотливости.

И если Анюта еще могла уйти, пока Катюша не начала говорить,то потом она оказалась не в силах сдвинуться с места.

Оказывается, Бушуев искал в доме Петра Манихина тайник, вкотором тот спрятал деньги, украденные в сберкассе. Причем если он и раньшепрактически не сомневался, что преступление совершил Манихин, то сегодня этауверенность из него так и перла! И когда Анютина мать, в числе другихнаблюдавшая за обыском и очень переживавшая за жениха дочери, решилась спроситьБушуева, а по закону ли он поступает и есть ли у него бумага на обыск, тоттолько рассмеялся в ответ и сказал, что, когда он вытащит на свет божий схоронМанихина, ему простятся любые его действия. Все окажется законно!