Он бурчал что-то невразумительное, отведя глаза, а когдаснова осмелился глянуть на Манихина, обнаружил, что тот смотрит на него чуть лине с ненавистью.

– Говорю тебе, в машине кто-то… еще! – выдохнул через силу.

Серегу словно кипятком обдало! Вскинул голову, поймалиспуганный взгляд Анны Михайловны.

– Может, померещилось? – спросил осторожно хозяина.

Тот едва в припадке не забился!

– Иди посмотри, – попросила Анна Михайловна, поглаживаявлажные от пота волосы мужа, но глядя при этом на Серегу, и тот поразился,каким постаревшим сделалось вдруг ее лицо.

Наверное, постареешь тут!

Оглянулся на Марину – она с усилием приподняла руку,попыталась повернуться на спину. Слава богу, приходит в себя! Сейчас бы еюзаняться, но ведь надо проверить…

Прикрывая рукавом рот и нос, Серега вбежал в гараж. Глазасразу защипало, но теперь там было гораздо легче и дышать, и смотреть, и Серегазадумался, сколько же времени он возился с Манихиным, приводя его в сознание.Минут пять, не меньше, за это время чад и гарь изрядно повытянуло сквозняком.Вот и хорошо.

Добежал до автомобиля, распахнул заднюю дверцу.

Вот! Здесь!

Страшно, последними словами, матерясь про себя, потянул измашины неподвижное тело. Любой на его месте по этой непослушности,закаменелости мгновенно определил бы, что зря Манихин так волновался: спасатьздесь уже некого.

В машине труп. Давно остывший труп!

Серега с ненавистью тащил тело к выходу, больше всего насвете желая, чтобы можно было вернуть события назад, чтобы Манихина не дернуланелегкая именно сегодня кончать с собой, чтобы эта женщина – ворох юбок, месивоспутанных волос, невесть откуда свалившаяся на их голову, – исчезла бы так жевнезапно, как появилась.

Не исчезла.

Он выволок тело из гаража, свалил на газончик, синстинктивной брезгливостью расправив задравшиеся юбки.

Анна Михайловна громко ахнула и прижала ко рту кулаки.Манихин, приподнявшийся было на локте, тихо охнул и снова поник.

Серега, не дав себе отдышаться, подошел к Марине. Она вродеприходила в себя, но была еще в полузабытьи, и Серега порадовался этому: хотьтут обойдется без потрясения.

Вернулся, разглядывая колтун черных вьющихся волос на головемертвой женщины, закатившиеся, мутные черные глаза. Юбки эти дурацкие, на ногахразношенные босоножки. Алая кофточка в такой обтяг, что чуть не лопается. Откудаона приползла, эта разноцветная змея, откуда и зачем свалилась на их голову?!

Анна Михайловна подняла на него глаза, которые вмиг обметалотемными тенями.

– Сережа, ты только погляди… – прошелестела пересохшимигубами.

Да он уже и сам это увидел – надеялся только, что хозяйка незаметит этой запекшейся кровавой ссадины на виске. О господи, о господи, даведь и ребенок поймет, что цыганка померла отнюдь не от удушья, не от угарногогаза…

Переглянулись с хозяйкой; потом глаза ее налились слезами,она отвела их, взглянула на мужа.

Понятно. Так вот что она подумала…

– Вы ее знаете? – спросил Серега, уже подозревая ответ. Прокого-кого, а про цыганку, отравившую год назад хозяина, он был наслышан.

Анна Михайловна чуть заметно кивнула.

Значит, это та самая цыганка?

Ну, коли так… коли так, поделом ей!

– Сережа, что делать, что делать? – в ужасе шептала АннаМихайловна. – Если ее найдут, если… ты понимаешь?

– Что тут понимать? – угрюмо ответил он. – И пониматьнечего. Да ладно, плюньте на нее. Давайте лучше уберем отсюда Петра Федоровича,да вон Маринкой надо наконец заняться. Сначала хозяина снесу, потом ее. Пошли,поможете мне. Постель ему разберите, все такое. А с этой тварью, – он небрежноподдел носком кроссовки сумятицу юбок, – я потом разберусь. Не тревожьтесь,как-никак бандюгу в дом взяли, ко всему привычного! – И нарочно ощерился вухмылке, которая раньше была привычной наклейкой на его физиономии, а потомкак-то незаметно слиняла.

Сейчас она, впрочем, была к месту. Только Серега зря ожидал,что эта ухмылка напугает Анну Михайловну. Напротив – на ее лице появилосьвыражение такого облегчения, что его чуть слеза не прошибла.

Если для сохранения покоя этих двоих, спасших ему жизнь,научивших его человеческим отношениям, давших ему ощущение семьи, нужно сунутьв пруд или в яму лесную, завалив валежником, тело какой-то безродной цыганки,то Серега не замедлит сделать это. И это будет ему не в тягость, а в кайф.

Да-да, в кайф!

Анюта брела от реки в гору, в деревню. Дядя Костя так исидел на солнечном припеке, чудилось, даже и не встал с утра, с той минуты, какона попросила у него лодку. Заметил ли, что его «казанка» снова на месте?Только кивнул, не открывая глаз, когда Анюта тихо сказала ему: «Спасибо, явернулась». Дядю Костю даже не обеспокоило, где его лодчонка гулеванила большечетырех часов, почему воротилась только на закате?!

Анюту все еще трясло от неизжитого страха, хотя пора было быуспокоиться. Явно тот человек – убийца, грабитель – ее не видел. И даже если ейне почудился рокот мотора за спиной, у нее было несколько минут форы, чтобыумчаться достаточно далеко. Она металась по протокам, запутывая след, изапутала его так, что потом еле выбралась на реку. Да еще какое-то времяотсиживалась в тихой заводи. А возвращаясь домой, сколько страху натерпелась!Все казалось, что вот-вот из-за какого-нибудь поворота реки выскочит этотнеизвестный…

В том-то и ужас был, что Анюта не знала, кто он! Поэтомуродная деревня только вначале чудилась ей надежным прибежищем, до которогохотелось добраться как можно скорей. Но стоило лодке уткнуться в песок, какАнюту словно ожгло догадкой: а ведь и этот уже вернулся. И вскоре онавстретится с ним лицом к лицу, даже не зная, что смотрит на него. Да это ладно,ладно – если Анюта смолчит о том, что видела, она, может, и спасет свою жизнь.Главное, чтобы этот ее не видел, не узнал там, на реке! Мало ли кто мог тамбыть…