теперь приобрели черно-коричневый цвет. На них не осталось ни единого белого пятнышка. С восходом солнца небеса разверзлись и извергли на них потоки дождя, в результате чего оба промокли насквозь. Струи воды обрушивались на них, как молот, словно Эрдбехютер была гвоздем, который небеса хотели вколотить в готлосскую грязь. Был ли это ливень знаком, что Дух Земли гневается? Или этот очищающий дождь был посланием: «Удалите все признаки заразы».

Унгейст, жалкий, шатающийся от усталости, находил однако же в себе силы разглядывать ее сквозь грязную и промокшую одежду. Она не обращала на него внимания.

В загоне, построенном из бревен, десятилетиями тихо гнившими в сырости, находилась дюжина коз и овец. Эрдбехютер не поддалась искушению приказать земле разрушить ограждение. Заборы всех видов были прегрешением против Духа Земли. Все существа должны были бродить, где хотели.

«А что ты возвела вокруг Зельбстхаса для своего бога?»

Это было другое. Морген выполняет волю Духа Земли.

«Он строит города. Он заставляет вас носить одежду. Он ведет войну. Животные не воюют».

Почему она вообще решила, что Морген служит Духу Земли?

«Потому что он так сказал тебе».

Она вспомнила его объяснения, что они работают ради одной цели, что оба стремятся создать идеальный мир. И когда он объяснял, это имело смысл. Но сейчас, однако, было трудно установить равенство между безупречно чистыми городами Моргена и земной грязью самой природы.

«Я возвела для него проклятую стену!»

О чем, черт возьми, она вообще тогда думала? Стену! А сейчас она…

– Через Унбраухбар было бы быстрее, – прервал поток ее мыслей своим нытьем Унгейст.

Эрдбехютер моргнула, глядя на священника и пытаясь вспомнить, о чем она размышляла. Это как-то связано с Моргеном и с тем, что она здесь делает…

– Мы могли бы провести ночь в настоящей постели, – добавил он, стирая воду с лица.

– В постели? – она не знала, что в этом предложении вызывает у нее больший гнев: что она разделит с ним хотя бы постель или что блага, которые может предоставить ей цивилизация, в состоянии ее соблазнить. Цивилизация, вот оно!

«Я думала о городах и стенах и…»

– Мы могли бы вместе принять ванну.

Волосы Эрдбехютер свалялись от грязи так, что прилипли к голове; и все же она чувствовала себя более чистой, чем когда-либо за последние несколько месяцев. Грязь вымывала вонь цивилизации, напоминала ей, кто она есть: животное.

Унгейст уставился на нее с этой его фальшивой миной «я вижу насквозь твои мысли и желания».

– В Унбраухбаре более тысячи душ, – ответила она, не обращая внимания на его соблазняющие взгляды. Мысль о том, чтобы оттрахать его как следует в грязи и под дождем, была весьма привлекательной, но сейчас было не время и не место. – Большинство жителей – в здравом уме. Они свели бы на нет твое безумие, сделали бы тебя бессильным. Кто знает, на что мы бы там могли нарваться. Король Шмуцих, должно быть, уже всюду подослал своих шпионов. Он знает, что война вот-вот начнется.

– Мое безумие? – это отвлекло Унгейста от ее сисек. – А твое?

– Я полностью в здравом уме. Я выполняю волю Духа Земли.

Он запрокинул голову, набрал полный рот воды, выплюнул ее и сказал:

– А ты можешь попросить Духа Земли прекратить дождь?

– Духа Земли. Небо для меня мертво.

Унгейст покачал головой и тихо рассмеялся:

– Дух Земли. Ну конечно. В полном здравом уме.

Эрдбехютер оскалилась и дико зарычала:

– Осторожнее. То, что мир сошел с ума, не означает, что все, кто может изменить реальность, безумны.

Он закатил глаза. Знакомый довод, но бессмысленный… Он был не в состоянии увидеть разницу между безумием и служением Духу Земли.

– Хорошо, – сказал он, указывая на деревню. – Я умираю с голоду. Добудем здесь еду и новую одежду.

После того как Драхе утащила их лошадей, разыскать хотя бы остатки припасов им так и не удалось. Полуголодный, заросший щетиной, с всклокоченными волосами, Унгейст был похож на дикого зверя. Дракон не спускался из облаков уже два дня даже чтобы поспать.

– У тебя есть деньги? – спросила Эрдбехютер, зная ответ.

Унгейст прорычал что-то себе под нос про летающие манды.

Она отвернулась, скользнула взглядом по сложенным из бревен домам, холмам и каменистой почве, яростно борющейся с тем, что посадили в нее крестьяне. Сколько деревьев они загубили, чтобы создать весь этот ужас?

– Когда-то здесь были степи.

Унгейст безразлично хмыкнул.

– Фаулих Форест простирался до самого Флусранда. А все, что южнее, принадлежало ГрасМер.

– Идиотам, трахающим лошадей, – сказал Унгейст.

Он прекрасно знал, что она происходит из ГрасМер и что лошади для степняков священны.

Она проигнорировала издевку. У него не было ничего, кроме мускулистого тела. Странно, что ей потребовалось так много времени, чтобы это понять. Он был старше ее лет на десять или больше, и, когда они познакомились, он казался таким мудрым.

«Возраст, мудрость и интеллект никак не связаны между собой», – решила она.

– Где мы? – спросил Унгейст.

– Взгляни на каменистую почву. Ты видишь бесконечную грязь? Видишь, что все растения тут на последнем издыхании? А дома в каком состоянии? Даже козы выглядят депрессивно.

– Это Готлос.

– Готлос, – согласилась она.

Он улыбнулся ей, сверкнув крепкими зубами, и она вспомнила, что еще в нем есть.

«Если рассматривать его только как животное, он, бесспорно, великолепный экземпляр».

Она подавила желание ощутить под пальцами выпуклые мышцы его груди.

«Сам придет и попросит».

Унгейст принялся целеустремленно спускаться по пологому склону, на каждом шагу проваливаясь в раскисшую почву. Впадины следов немедленно заполнялись мутной водой.

– Что ты делаешь? – спросила она.

– Несу слово Геборене неверующим.

Его кулаки сжимались и разжимались, плечи развернулись. Он стал выше, прямее. В глазах его горела железная решимость. Она знала эту его походку. Раньше он все время так ходил, но последний год сильно согнул его. Морген и Кёниг – или его Отражение – использовали своего экзорциста на износ.

«Точнее сказать, палача».

Возможно, он еще не был сломлен, но с каждым днем соскальзывал все ближе и ближе к этому.

«Это Вершина. Он теряет контроль над собой».

Морген гонял своих жрецов-гайстескранкенов в хвост и в гриву, подводил их к самому краю, а потом… – подожди, ты разве не думала о Моргене только что? Стены. Он тратит силы своих гайстескранкенов направо и налево.

«Я возвела для него эту проклятую всеми богами стену, опоясавшую весь город!»

И ей это было легко.

Когда Дух Земли породил её, вытолкнув из чрева почвы ГрасМер, она была слаба. Следующий год пределом ее могущества было оживление мелких камешков. Могущество ее