могло быть. Скольких мечников он убил, не получив ни единой царапины? Когда он, Бедект и Штелен вошли в храм Геборене, чтобы похитить Моргена, они сразились с мерере – телохранительницей мальчика. Вихтих, окруженный со всех сторон многочисленными копиями одной очень искусной мечницы, вышел из схватки целым и невредимым.

Он уставился на свою руку, представляя, что отсутствующие пальцы все еще там, страстно желая, чтобы они были там.

«Ты не галлюцин».

И снова окончательно оптимизированная Шниттер привлекла его внимание.

«Как?»

Сама она с собой этого сотворить не могла. Или могла? Неужели ее безумие было столь могущественно? Нет. Кто-то должен был перевязать ее раны, чтобы сохранить ей жизнь. Иначе она бы умерла от потери крови. Теперь ей придется умирать несколько дней. Может быть, и дольше. Обезвоживание и голод прикончат ее, если только не появится кто-то, кто прекратит ее страдания. Или же найдет способ кормить ее через рану в горле.

Он знал, что сам предпочел бы.

«Может быть, я останусь здесь и буду кормить ее сам. Я мог бы поддерживать жизнь в ней в течение многих лет».

Нет, это было не в его стиле. Во всяком случае, кормить женщину-картошку звучало ужасно скучно, независимо от того, насколько она заслуживала его мести. В целом все было не так уж и плохо. Его мужское достоинство осталось при нем, волосы замаскируют отсутствие уха. И своей резкой, мужественной красоты он не лишился. Отсутствие уха могло бы даже привлечь к нему дополнительное внимание (а кому не пригодится больше внимания?), если он сможет сочинить достаточно хорошую историю. Может быть, он спас принцессу…

– Подожди.

«Перед тем как начать думать об ухе, я думал о чем-то другом».

О чем же? Он моргнул, глядя на Шниттер.

– Кто это сделал?

Возможно, спасти принцессу – не самый лучший вариант. Женщины ненавидели соперничать, и если Вихтих скажет девушке, что он спас принцессу, ну, конечно, он поимел ее после этого. Что, если он потерял ухо, спасая члена семьи? Это звучало лучше. Женщинам нравятся мужчины, которым не насрать на семью.

Шниттер закашлялась, пар поднялся в воздух над раной в горле.

– Черт возьми! Кто это с тобой сделал?

Это было похоже на попытку в присутствии Штелен вспомнить, сколько у него было денег при себе. Проклятый клептик.

– Морген, – сказал он.

Это должен был быть Морген. Бог должен был в конце концов вмешаться и спасти его.

Вихтих осмотрел Шниттер. Нет, Морген никогда бы так не поступил, слишком грязная работа для него. Мальчик мог убить женщину, но не таким способом. Кто-то хотел, чтобы Шниттер страдала. Кто-то наказал женщину. За что? Может, за то, как кёрперидентитетка обошлась с Вихтихом?

Мог ли это быть Бедект? Нет. Бедект изрубил бы суку на куски и оставил бы умирать. То, что видел перед собой Вихтих, было практически искусством.

– Морген, – прошептал Вихтих, боясь, что его могут услышать за дверью. – Если это ты спас меня, ты не торопился. Ты должен был явиться раньше, пока все мои проклятые пальцы еще оставались при мне. Говнюк!

Внезапно ему стало холодно. Он весь покрылся мурашками. Вихтих обошел всю камеру, но не обнаружил ни намека на свою одежду.

– Дерьмо.

Исчезли даже прозрачные одеяния Шниттер. Выругавшись, Вихтих выбрал на столе с пыточными инструментами нож подлиннее. Зажав его целой рукой, он, прихрамывая, добрался до двери. Приложил ухо к дереву и затаил дыхание, прислушиваясь.

Ничего.

Вихтих распахнул дверь, готовый взорваться фейерверком выпадов во все стороны и молясь, чтобы ему не пришлось этого делать. Коридор был пуст, если не считать трупа большой собаки. Вихтих хотел пнуть мертвую тварь за то, что она съела пальцы с его руки и ноги, но для этого пришлось бы либо перенести вес тела полностью на раненую ногу, либо пнуть труп раненой ногой. И то и другое будет больно. Он удовольствовался тем, что плюнул на зверя, и снова подумал о Штелен. Хвала богам, она этого не видела. До гроба бы тогда упражнялась в остроумии на этот счет.

Хромая, шаркая ногами и поскуливая, Вихтих добрался до лестницы. Там он прислонился к стене, чтобы отдышаться.

Прощай, грация, уверенные позы и идеальный баланс.

«Ввяжись в схватку на мечах прямо сейчас, и ты – труп».

– Схватку на мечах? У меня и меча-то нет.

Вихтих, прихрамывая, поднялся по каменной лестнице. При каждом шаге ногу простреливало болью. Наверху он остановился и осмотрел окровавленные трупы человек пяти голых стражников. Ни у одного из них он не нашел ничего, что было бы лучше ножа, которым он уже обзавелся. А ведь они вроде были вооружены мечами, когда он видел их в последний раз?

На мгновение он задумался: может, в уставе готлосского гарнизона прописано, что сражаться надо обнаженными? Потом он вспомнил, что видел на стражниках поношенные и потрепанные мундиры армии Готлоса.

Через час Вихтих убедился, что все люди в гарнизоне, за исключением Шниттер и его самого, мертвы. Старая башня воняла, как скотобойня, пол стал скользким от крови и разбросанной всюду требухи. Смерч насилия промчался по сонной заставе.

Все погибли. Очень в стиле Штелен.

Могла ли она идти за ним по пятам от самого Послесмертия? Неужели это она спасла его?

Что за чушь. Да она была бы в восторге.

«И ты бросил ее в Послесмертии. За одно это она наверняка убила бы тебя».

Психопатка-клептик была неспособна на столь изящные кровавые маневры.

«Ничего изящного в этом нет. Здесь устроили бойню. И это стиль, в котором Штелен… Где, черт возьми, мои мечи?»

Вихтих хромал по башне в поисках одежды и оружия. О чем это он думал перед тем, как отправиться на поиски своих мечей? Какого черта все эти трупы были голыми? Неужели тот, кто убил их, украл их одежду? Кто бы это сделал? А куда девалось их оружие? Он перешагнул через труп обнаженной служанки, горло у нее было перерезано.

Штелен.

Неужели она сбежала из Послесмертия, чтобы защитить Бедекта? Он не мог себе представить Штелен, защищающую кого бы то ни было.

Нет, если она здесь, жива, она больше не связана Кредо Воина и не обязана служить старому козлу. С той же вероятностью она убьет старика за то, что тот убил ее.

«Почему же тогда она не убила меня?»

Ей хотелось утереть ему нос. Она нашла его и спасла ему жизнь, наказала женщину, которая проделала с ним все это, и оставила его голым и безоружным, если не считать глупого маленького ножа.